– Девы-воительницы! – рассмеялся Львиное Сердце, поняв, наконец, что так смутило шерифа. – Я бы удивился, но приходится к этому привыкать. Моя матушка стреляет из арбалета и ездит верхом не хуже меня, а у одного из моих друзей-рыцарей был мальчик-оруженосец, который оказался девушкой и стал его женой! Мессир Веллендер, которая из этих красавиц ваша «оруженосица»?
– Я с ней сам разберусь! – Эдвину очень хотелось разозлиться, однако ничего не получалось.
– Простите ее! – осмелев, крикнул кто-то из разбойников. – Она же вам хотела помочь. Нас же вы прощаете!
– А я еще ничего на этот счет не решал!
Вот теперь он обозлился. Молчали бы уже!
В это самое время стоявший чуть в стороне Робин, ни слова не говоря, вскочил в седло и пустился вскачь, Те, кто оставались верхом, тотчас поняли, что произошло: на равнине, уже достаточно далеко, мелькал белый плащ с алым крестом. Всадник стремительно удалялся.
– Стой, негодяй! – Робин изо всех сил понукал коня. – Стой, самозванец, убийца, стой!
Но «дядюшка», а Гуд не сомневался, что преследует именно его, разумеется, не думал останавливаться. Вот он уже у самого леса, сейчас его скроют деревья, и тогда…
Робин натянул поводья, сдернул с плеча лук. Наложив стрелу, заставил дыхание успокоиться и отпустил тетиву. Конь взвился на дыбы, а всадник, не вскрикнув, рухнул с седла.
С чувством непонятной обиды, Робин подъехал к упавшему и спешился. Не так ему хотелось убить этого человека! Если бы это был поединок, если бы смотреть в лицо негодяю, чья ложь когда-то опрокинула и смяла всю его жизнь! А так…
Пинком ноги он перевернул тело. И задохнулся от ярости. Перед ним лежал вовсе не «брат Винсент»! Только теперь Гуд вспомнил, что плащи тамплиеров были и на некоторых других командирах наемников…
«Дядюшка» опять его обманул!
– Так кто же из вас двоих все-таки граф Лестер? – спросил король.
Не менее получаса он терпеливо выслушивал рассказ обоих братьев обо всем, что с ними произошло, лишь изредка прерывая говоривших вопросами. Правда, к расспросам Ричард приступил лишь после того, как закончилась монастырская трапеза, приготовленная монахами, ради такого необыкновенного случая, если не с роскошью, то с особой щедростью. На длинном столе красовались печеная рыба (улов накануне, будто нарочно, оказался на редкость богатым), репа и бобы, приготовленные с особым соусом, сделавшим простое деревенское блюдо поистине великолепным, фрукты, мед с растолченными в нем орехами, вкуснейший хлеб, только что вынутый из печи, а потому обжигавший пальцы, и, наконец, – прекрасное монастырское вино двадцатилетней выдержки, хранимое специально для самых редких случаев. Ричард, конечно, спешил назад, в Лондон, однако и он был не железный – сумасшедшая скачка от столицы до Уорвика, и дальше, к осажденному монастырю, да и предшествовавшая этому долгая дорога из Австрийского герцогства к берегам Англии, конечно, утомили короля. К тому же, он любил епископа Антония и не смог отказать тому в просьбе отпраздновать с братией счастливое избавление от страшной опасности.
Неутомимый Седрик вызвался, было, в одиночку отправиться в Лондон, чтобы сообщить радостную новость королеве, однако король остановил верного рыцаря.
– Матушка и так знает, что все закончилось хорошо! – сказал он. – Думаю, она уверена, что раз вы, мессир, поехали сюда первым, то к моему приезду уже всех перебили. По сути дела, почти так и вышло. Кстати, я с трудом могу поверить, что вы вдвоем с этим веселым малым (Ричард кивнул на Малыша Джона) кувырнули осадную башню…
– Мы можем сделать это снова, ваше величество! – воскликнул простодушный Малыш. – Поднимем ее, заставим пленных наемников на нее забраться, мы с сэром Седриком возьмемся за веревку, и…
– О нет, я лучше поверю! – остановил великана Львиное Сердце. – Мне, признаться, и пленных не хотелось бы зря убивать, но главное – жалко башню. Ее можно привести в порядок и еще когда-нибудь (дай Бог, чтобы не скоро!) использовать в битвах.
За столом, рядом с королем, пировали сам епископ Антоний, Веллендер и оба его брата, родной и названный, а также подчинившийся приказу остаться Седой Волк, трое рыцарей, прибывших в качестве свиты короля, и все монахи, кроме брата Аврелия и двоих его помощников, которые остались ухаживать за многочисленными ранеными. (Среди них обнаружился и оруженосец шерифа Фредерик, к счастью, брат Аврелий нашел его рану тяжелой, но не опасной).
Был призван на трапезу и злосчастный принц Джон. Во все время битвы он усердно молился в монастырском храме, когда же за ним пришли и сказали, что его зовет король, бедняга бегом кинулся на равнину и с ходу бросился в ноги своему брату.
– Я виноват, Ричард! – он плакал и едва мог говорить сквозь слезы. – Я так виноват, перед тобой, перед мамой, перед Англией… Выгони меня, сошли в изгнание, заточи в каком-нибудь замке, из которого даже леса не видно. Только не казни! Если я умру с такими грехами на сердце, то уж точно попаду в ад!
Король поднял Джона, что стоило ему немалых усилий, и, обняв, проговорил:
– Дитя ты был, дитя и остался! Я простил уже многих, как же не прощу брата? Бог с тобой!
Великодушно прощенный Ричардом, принц, тем не менее, не решился пировать вместе со всеми и потихоньку покинул монастырь, взяв только своих слуг да троих воинов, которых ему выделил для сопровождения шериф. Путь горе-беглеца лежал в Лондон.
Все же остальные принялись за трапезу и вскоре большинство собравшихся и думать забыли о принце Джоне.
Для дружины шерифа столы накрыли в монастырском дворе, под навесом, разложив рядом костры, чтобы не было холодно. Но никто и так не замерзал: еда была обильной, вино крепким, к тому же, воины чувствовали себя победителями. С ними остались пировать и разбойники. Веллендер ожидал, что они исчезнут, едва битва завершится, однако все тридцать шесть головорезов уселись за столы, и когда он спросил одного из них о причине такой смелости, разбойник ответил:
– Так вы же не арестуете нас после того, как мы вместе сражались?
– А вы, после того, как мы вместе сражались, не приметесь за старое? – ответил шериф вопросом на вопрос.
– А вот это надо будет обмозговать. Еще, как Робин скажет! – последовал ответ.
Этот же разбойник, носивший гордое и знаменитое имя Балдуин, [58] рассказал сэру Эдвину о том, каким образом они появились на поле сражения. Впрочем, отчасти Веллендер понял это и так. Оказывается, еще во время одного из приездов в Ноттингем Малыша Джона (в ту пору, когда Робин отлеживался в монастыре после горячки), маленькая Изабель не утерпела и тайком последовала за Малышом, когда он покинул замок шерифа. Позже девушка призналась, что боялась за сэра Эдвина, боялась какого-то подвоха со стороны разбойника и решила увериться в его добрых намерениях или, по крайней мере, в отсутствии злых. Так она попала в ту самую харчевню, где любили встречаться Робин, Малыш Джон и брат Тук, увидела красотку Мэри. Изловчившись, Изабель даже подслушала часть разговора великана и подруги Робина. Этот разговор вполне ее успокоил, и она не пошла бы в харчевню вновь, если б не отъезд Веллендера к осажденному монастырю. Из рассказа Малыша, который, на сей раз, легко можно было услышать – взволнованный великан кричал чуть не на весь замок, девочка поняла, какое опасное сражение предстоит Эдвину. А помощи ждать неоткуда! И тут она подумала: как же неоткуда? Ведь в монастыре остался Робин, и Робин, оказывается, родной брат Эдвина! Так неужели люди, которые так любили знаменитого разбойника, которые не раз и не два рисковали рядом с ним жизнью, не захотят помочь ему в этот раз, пускай ради этого и придется сражаться на стороне ненавистного ноттингемского шерифа?