— Никак не могу собраться с мыслями, — сказал он, нервно подпрыгивая на кровати и дуя на руки, — то мне кажется одно, а то другое. Иногда я думаю, что через пару дней все само собой пройдет, а иногда — что жизнь никогда уже не будет прежней.
Я с грустью склонялся к последнему, но подумал, что сейчас говорить этого не стоит.
— Может, тебе несколько дней не ходить в школу? — сказал я. — Пока все не уляжется.
— Все будут про это говорить, перешептываться у меня за спиной.
— А как же Сэмми?
— Да пошел он куда подальше, — яростно произнес он, — это же он во всем виноват. Я ему говорил, что в моей комнате опасно, а ему хоть бы хны.
С меня было довольно подробностей.
— Послушай, — ты же звезда баскетбола. Если такого козла, как Мыша, держат в команде только потому, что его папаша шериф, то уж тебя-то…
— Мыш не спит с мужчинами, — возразил Уэйн.
— С женщинами он тоже не спит, насколько всем известно, — сделал я слабую попытку пошутить.
— Плохи дела, Джо, — сказал Уэйн, откидываясь на мою кровать. — Это как гребаный кошмарный сон.
— Что ты хочешь сделать?
Уэйн прикрыл глаза рукой и медленно выдохнул.
— Я хочу проснуться, старик, — сказал он, грустно качая головой. — Просто хочу к чертовой матери проснуться.
На следующее утро я оказался центром всеобщего внимания: и пока я пересекал школьный двор, и потом в коридоре, когда я шел к своему шкафчику, — повсюду меня преследовала пугающая тишина. Ученики стояли группками и шептались, но как только я приближался, все замолкали и таращились на меня, и взгляды были всевозможные: от вопросительных до обличающих. Уэйн решил денек отсидеться в моей комнате, и, еще не дойдя до шкафчика, я уже понял, что это было правильное решение. За те две минуты, что я провел в школе, я начал задыхаться от взглядов и шепотков, — можно только пытаться представить себе, каково было бы Уэйну. У шкафчика меня ждала Карли, и я чуть не разрыдался, когда она меня поцеловала.
— Ты в порядке? — спросила она.
— Не очень.
— Хочешь, прогуляем школу и сходим куда-нибудь?
Именно этого мне и хотелось, но я покачал головой.
Пока Уэйн и Сэмми залегли на дно, я считал себя обязанным быть здесь и отслеживать ситуацию. Кроме того, это было и в моих интересах: лучше пусть все видят, что я как ни в чем не бывало занимаюсь своими делами и скрывать мне нечего, чем заодно, по ассоциации, сочтут геем. Карли взяла меня за руку и крепко ее сжала.
— Наверное, сегодня лучше от тебя не отходить, — сказала она, и я почувствовал, как к глазам у меня подступили горячие слезы. Я поцеловал волосы Карли и сжал ее руку по дороге в класс и вдруг страшно разозлился на Уэйна и Сэмми. Все шло так хорошо, зачем нужно было взять и все на фиг испортить?
В середине второго урока меня вызвали к Дугану. Перед дверями его кабинета ошивались Шон с Мышем.
— Это правда, про Харгроува? — спросил Шон, преграждая мне путь к Дугану.
— Что правда? — спросил я.
— Говорят, что он — дон Педро, — сказал Шон.
— Не знаком с такой терминологией.
— Ну, этот, меньшевик, — с готовностью пояснил Мыш. — Пидор.
— Уэйн — не пидор, — пылко ответил я.
— Нам один надежный источник сообщил, что твой дружок — гомосек, — сказал Мыш, недобро ухмыляясь. По языку и литературе у него было два, но в области оскорбительных кличек для геев он был ходячим словарем.
— А чего ты так возбудился, Мыш? — сказал я. — Ты так много рассуждаешь про пидоров, что остается только гадать, какова твоя роль в этой меньшевистско-большевистской схеме.
С лица Мыша сползла улыбка, он угрожающе шагнул вперед и взял меня за грудки.
— Что ты сказал? — проскрежетал он сквозь сжатые зубы.
— Какое слово непонятно?
Он швырнул меня к шкафчикам, да так, что у меня зубы хрустнули.
— Козел недотраханый, — сказал он.
— Ну вот, опять он про козлов да про траханье, — сказал я, обращаясь к Шону. — Однако, тенденция.
Мыш двинул мне в живот, и они с Шоном уже начали поднимать меня, чтобы снова ударить, когда из кабинета вышел Дуган.
— Какого черта тут происходит? — заорал он, и хриплый звук его властного голоса заставил нас оцепенеть. — Парни, вы что? Захотели неприятностей в день матча? — сказал он, обращаясь к Шону и Мышу. — Или вы забыли, что нам сегодня играть с Нью-Хейвеном?
— Нет, сэр, — сказал Шон, отпуская меня и утягивая за собой Мыша.
— Тогда живо на занятия, — скомандовал Дуган, но мне показалось, что такое уважение к учебному процессу тренер проявил исключительно в связи с моим присутствием.
— Идиоты, — сказал он, вводя меня в кабинет, и улыбнулся, как бы извиняясь за них, в то время пока я судорожно пытался вдохнуть после удара.
Стены его кабинета были увешаны фотографиями из истории команды. На стеллаже за письменным столом теснились спортивные кубки. На столе, похоже, исключительно для порядка стояла старая фотография Дугана с женой, обнимающих двух несчастного вида мальчиков, стриженных «ежиком», с темными отцовскими глазами. Обходя стол, Дуган остановился у одной из групповых фотографий в рамке.
— Вот твой папка, — сказал он. — Пятьдесят восьмой год. Ураганный был сезон. Я тренером был третий год. Мы впервые заняли первое место, спасибо твоему отцу — на последней минуте забросил.
Он сел в потрепанное кожаное кресло.
— Он тебе про этот матч не рассказывал?
— Возможно, как-то упоминал.
Дуган пристально посмотрел на меня с видом ученого, который пытается определить тип и вид. Через некоторое время он медленно кивнул, определив нужный подход.
— Думаю, тебе известно, почему я тебя вызвал.
Я пожал плечами:
— Вообще-то нет.
— Меня тревожит Уэйн Харгроув.
— Тогда нужно было вызвать его.
— Он сегодня отсутствует, — сказал Дуган. — И, учитывая сложившиеся обстоятельства, я его не виню.
— Чего вы хотите? — произнес я с той долей раздражения, на которую мог осмелиться.
— Я хочу помочь. Уэйн — один из моих ребят. Какие там глупые подростковые эксперименты он совершал или не совершал, меня не касается.
— А что вы можете? — спросил я, вдруг, наперекор себе, понадеявшись на какой-то свет в конце тоннеля.
— Я могу покончить со слухами, — сказал он, пристально глядя на меня. — С командой я уже встречался, им четко сказал: Уэйн ваш товарищ, и вы не должны позволять никому порочить его репутацию.
Я скептически посмотрел на него.