Алиса приняла душ — растерла тело массажной щеткой, помылась гелем для душа с запахом кофе, намазалась легким кремом «бисквитное печенье», привела в порядок лицо и надела красный свитер, который не носила уже два года.
Стоя в трусах и свитере в гостиной, с чашкой кофе и сигаретой, Алиса неожиданно поняла, что ей хорошо, как никогда в жизни. Если раньше, как она ни старалась, радость бытия время от времени подавляли заботы, беспокойство, какая-то странная, противная и почти неуловимая тревога — нервное, убеждала ее психотерапевт, — то сегодня, несмотря на аварию, несмотря на вечер, полный галлюцинаций, ей хотелось горланить песни и танцевать — ее распирало, она радовалась — и сама не понимала чему!
Со вчерашнего вечера с ней происходили необъяснимые вещи — она пережила жуткую аварию так, словно это был визит к дантисту, спокойно воспринимала невероятные события — иначе галлюцинации, и была счастлива абсолютно без всякой причины…
В удивительном настроении Алиса натянула джинсы, влезла на каблуки, подхватила сумку, спустилась во двор и замерла от восторга — солнце, прохлада, осень, как здорово!
«Наверное, я сошла с ума!» — решила она и, совершенно счастливая оттого, что сходить с ума так приятно, отправилась на поиски такси.
Выбравшись из тихого двора на шумный проспект, Алиса замерла — на нее обрушилась энергия, как ветер, как палящее солнце, и она даже испугалась — на мгновение зажалась, но очень быстро научилась получать от этого радость — от того, что мощные потоки города сквозят через тебя, наполняя восхитительной силой, что от этого бегут мурашки, и ты ощущаешь себя, как серфингист на волне — когда стихия, которая может раздавить, несет тебя к солнцу, и ты летишь в соленых брызгах, а сзади — девятый вал, и ты не человек — ты Бог…
В невероятном настроении, почти пьяная от чувств, Алиса ворвалась в офис, где в гостиной, на диванчиках, уже сидели сотрудники редакции, заняла свое место и обозрела дислокацию врага.
Оля, Маша, еще парочка редакторов — приспешников Оли — жались рядышком. Остальные либо заняли места подальше от начальства, либо сели на то, что осталось — и пытались стать невидимыми.
Оля мрачно посмотрела на Алису и тут же шокировала всех известием о том, что следующий номер — декабрьский, новогодний, а значит, надо крепко задуматься о праздничных темах. Тут образовалась пауза, так как главный редактор ждала, что сотрудники бросятся предлагать одну тему за другой, но сотрудники прекрасно усвоили — не высовывайся, пока не обратились лично к тебе, не спросили: «А что ты, Лена Иванова, придумала для того, чтобы в декабре наш журнал смели с прилавков?»
Оля не стала терзать сотрудников — палачом тут считалась Алиса, и принялась излагать, каким она видит рождественский номер. Что носить в год Свиньи. Новогодний стол. Праздник в клубе. Праздник в другой стране. Одним словом, все то, о чем из года в год пишут все журналы — будто месяц назад рухнула цивилизация и все началось заново.
Алиса все никак не могла понять, как Оля работает в модном журнале и избегает всего, что ей предлагают даром — показы мод, выставки, шикарные праздники на деньги «Мартини» или «Баккарди», кинопремьеры… Она ничего не видела — целый день сидела в офисе, дома или на даче у родителей! Ей никто не рассказывал новые анекдоты, не делился восхитительными, на грани разумного, приключениями, не сообщал о новых тенденциях моды… Она сидела где-то там, у себя дома, трепалась с подружками по телефону, смотрела телик и считала, что таким образом здорово проводит время, но, главное, им всем она пыталась навязать эту серость, эти будни, полные одинаковых, скучных повседневных занятий, это вопиющее мещанство, при мысли о котором у Алисы начинался нервный тик…
Алиса чувствовала, что радость сменяется ненавистью — настолько сильной, что горят щеки, сжимаются зубы и на лбу дергается вена. Конечно, Олю она презирала — и ей даже не раз хотелось наброситься на нее с кулаками, устроить истерику, накричать, но она себя контролировала — да и все эти желания никогда не доводили ее до исступления, но сейчас она просто с ума сходила и не понимала, что с этим делать.
«Давай, покажи, какая ты дура, не стесняйся…» — шипел внутренний голос, которому Алиса робко предлагала заткнуться.
— А про секс мы что-нибудь будем писать вообще? — прогундосила Вера, редактор.
Вера всегда очень нравилась Алисе — она была умная, толковая, не терпела ханжества и пошлости и еще — отлично писала, хотя в должности редактора делала это не так часто, как хотелось бы.
— Про секс? — Оля выпучила глаза. — Ты с ума сошла? Новый год — семейный праздник, а ты собралась писать про секс? Еще один материал об оргазмах? Или об оральном сексе? Ты понимаешь, что говоришь?
Оля никогда не была ханжой — Алиса предполагала, что с сексом у нее все в порядке, но эта тема всегда ее коробила — может, сказывалось влияние папаши-политика, может, мамаши, несостоявшейся актриски, которая научилась одному — роскошно падать в обморок, преимущественно от «грубых» слов, которыми считались «сиськи», «секс» и «презерватив». Оля с трудом терпела откровенные материалы об отношениях и собственно сексе, которые так любила Алиса, но никогда ничего не говорила прямо, потому что глупо было работать в журнале для продвинутых современных женщин и делать вид, что о сексе говорить неприлично.
Гостиную наполнила тишина. Алиса даже почувствовала, как от этой тишины становится тесно — не вздохнуть. Все смотрели на Олю затаив дыхание — потому как не знали, что делать. Даже Маша с некоторым изумлением косилась на подругу.
— Что?! — вспыхнула Оля. — Все пишут про секс, куда ни посмотри — один секс, может, нам стоит немного отличаться от других?
— Но мы ведь продвинутый женский журнал, — напомнила самая смелая — Вера. — Оль, ты что?
«Давай, иди к генеральному и расскажи ему свою концепцию — может, тебя отправят отдохнуть… на пару лет», — мстительно подумала Алиса.
— Знаете, мне все это надоело, — Оля поднялась с дивана. — Я иду к Бек.
Она встала, вышла и удалилась по коридору в сторону кабинета генеральной директрисы.
С полминуты все молчали.
— Маш, — спросила Вера. — А ты не в курсе, Оля не увлекается… ну, там… стимуляторами? Или еще чем-нибудь таким?..
Маша пожала плечами.
И тут все заговорили одновременно.
Только Алиса молчала — она пребывала в глубочайшей задумчивости и все никак не могла пережить, что ее мысли сбываются. Она возвращалась к паранормальным явлениям, в которых не разбиралась, и никак не могла прийти в себя, убеждаясь окончательно в том, что у нее съехала крыша. И у Оли съехала крыша. У всех сейчас потечет крыша, и начнется массовая оргия.
— Знаете, у меня что-то голова болит, так что я лучше поеду, — заявила она. — Мне к врачу надо на повторный анализ.
Никто не обратил на нее особого внимания, так что Алиса поднялась с дивана, взяла сумку и тихо прошмыгнула мимо секретарей, но у самого лифта ее отловила Елена Бек — генеральный директор, бывший главный редактор, зажала в углу и потребовала отчета о том, что случилось с Олей на редколлегии.