— Ничего не случилось! — клялась Алиса. — Не знаю, может, это переутомление, нервный срыв, ничто не предвещало беды… — бубнила она, а сама думала: «Да уволь ты ее!»
— Ладно, — отмахнулась, наконец, Бек. — Ты к врачу? — уточнила она.
— К врачу, — подтвердила Алиса.
Алиса выбралась, наконец, из офиса, позвонила в салон, удачно попала на окно у массажистки, рванула на Тверскую, но только устроилась на столе, как зазвонил телефон.
— Я отвечу, — сказала Алиса.
Массажистка протянула ей трубку, и Алиса услышала Веру, которая говорила так, словно заболела тяжелейшей ангиной:
— Алиса, прямой эфир из сортира, сенсационная новость! — прохрипела она. — Сижу в глухой обороне, пока все остальные по очереди сходят с ума. Олю уволили!
— Что?! — неприлично взвизгнула Алиса.
— Что слышала. Это правда. Я не обожралась ЛСД, и меня не купили враги, — поклялась Вера. — Бек уволила Мысину. Бля буду.
— Вот это да… — протянула Алиса. — Вера, за отвагу и преданность представлю тебя к награде. Кстати, раз уж у вас там атмосфера всеобщего безумия, может, и меня уволили?
— Неа. Не дрейфь. Все, идут, пока, — и она отсоединилась.
Алиса присвистнула, отключила телефон и обратилась к массажистке:
— Ань, сделай мне так, чтобы я час ни о чем и думать не могла, ладно?
На обратном пути Алиса купила «Крошку-картошку», вернулась в офис и быстро все расставила по местам. Всем, кто еще не наговорился, — вернуться к работе, редколлегия завтра, ничего не изменилось (вранье!). После ее вызвала Бек и лично сообщила о том, что она, Алиса, пока что единственный главред, Оля уехала, а она, Бек, очень даже этому рада, потому что журнал все равно держится на Алисе.
Оставшееся время Алиса провела, как в тумане, но умудрилась зарубить два материала на будущий номер, поскандалить с дизайнерами, которые отказывались менять текущий макет — не было у них, видите ли, времени, пообещала вырвать руки художнику за иллюстрации к рассказам и одобрила несколько заявок на материалы.
Чуть позже обыкновенного, около восьми, она вышла из редакции, поймала машину и поехала к Файке, с которой договорилась торжественно отметить долгожданное событие — избавление от Оли.
«Бывает же в жизни столько счастья!» — думала Алиса, и даже странности вчерашнего вечера ее почти уже не беспокоили. Ведь случается же так — мечтает о чем-то человек, а его фантазии сбываются? Иначе зачем жить? Просто сегодня все линии пересеклись. Все просто.
Запел телефон.
На табло было чисто. Никакого «номер засекречен» — ничего.
— Да! — строго ответила Алиса.
— Алиса Трейман? — уточнил неприятный женский голос. Неприятный — потому что слишком уж уверенный, сексапильный такой, с хрипотцой, манерный.
Возможно, звонит безумная жена какого-нибудь провинциального супермагната, которая жаждет за много-много денег появиться в журнале. И такое бывает. У Алисы даже на сей случай имелась заготовка — номера составлены и подписаны на полгода вперед, если вы готовы ждать — перезвоните через месяц, поговорим…
— Алиса, я знакомая Лианы, вашей бабушки, мне нужно с вами встретиться, — сообщила неизвестная собеседница.
— Ну… — задумалась Алиса.
Такое уже бывало. Родственники, друзья, приятели, соседи… Одни хотели — и имели полное право — остановиться у нее в Москве на недельку. Другие — обычно чьи-то племянники или двоюродные внуки, намеревались пожить пару месяцев — пока не найдут работу. Некоторые интересовались завещанием. Десятые и вовсе походили на воришек. После нескольких неприятных визитов в квартиру Алиса никого, кого лично не знала, не приглашала.
— Вы где находитесь? — спросила Алиса.
— Давайте встретимся в Елизаветинском садике на Олимпийском проспекте, — предложила женщина.
Странное место… Ладно, тут рядом.
— Только прямо сейчас, я неподалеку, и у меня мало времени, — сухо произнесла Алиса.
— Отлично, — согласилась та.
— Как я вас узнаю?
— Я сама вас узнаю, — пообещала нахалка, и в трубке раздались длинные гудки.
— Стерва! — возмутилась Алиса. — На Олимпийский поедем, — сообщила она водителю.
Ее не очень удивило место встречи — вдруг знакомая бедная или плохо знает Москву… Хотя если она плохо знает Москву, то откуда пронюхала о садике на Олимпийском проспекте? Бедные провинциальные знакомые обыкновенно назначают встречи у памятника Пушкину или рядом со станцией метро… Но странности и непонятности всегда волновали Алису — и чем более подозрительными казались обстоятельства, тем с большим интересом она приближалась к месту встречи. Уж в чем в чем, но в отсутствии любопытства ее трудно было упрекнуть.
Алиса не стала отпускать такси — на Олимпийском отчего-то неимоверно сложно поймать машину, прошла в сад и устроилась на лавочке у пруда. Наверное, эта сумасшедшая отзвонится на мобильный. Где-то в глубине сквера гуляли мамаши с детьми, напротив, с той стороны пруда, отдыхали пенсионерки, но поблизости никого не было. Алиса достала мобильный телефон и нашла принятые вызовы, но ничего нового не узнала — телефонного номера незнакомки не было. И тут она почувствовала, что не одна. Обернулась и уставилась на женщину (громадных, нечеловеческих усилий стоило не отпрыгнуть, не закричать), которая, непонятно как, очутилась на той же скамейке, что и Алиса.
Очень красивая брюнетка с длинными прямыми волосами. Волосы не черные, но темно-коричневые — как горький шоколад. Продолговатое лицо, нежная светлая кожа, прямой нос, большие карие глаза и пухлые губы. Просто Моника Белуччи. Моника была одета в шелковый черный плащ с воротником-стоечкой, в ботильоны с открытой пяткой и прямые черные брюки. Модница.
— Здравствуйте, Алиса, — произнесла Моника. — Меня зовут Римма.
Римма полезла в огромную кожаную сумку, достала сигареты и небрежно прикурила от платиновой зажигалки (почему Алиса решила, что платиновой — непонятно, но она была уверена, что зажигалка не серебряная), на которой крупными бриллиантами были выложены инициалы «Р» и «Д». Слишком крупными для зажигалки бриллиантами. Правда, других украшений Римма не носила.
— Добрый вечер, — ответила Алиса.
— Нам предстоит трудный разговор, — сообщила новая знакомая.
Алиса молчала.
— О вашей бабушке, о вас и о том, что случилось с вами вчера, — продолжала Римма.
Алиса кивнула.
— Вы же мало знаете о своей бабушке? — поинтересовалась Римма и все-таки не выдержала — уставилась на перстень.
Алиса поняла, что та именно не выдержала, потому что взгляд был жадный и Римма словно рассердилась на себя за то, что привлекла ее внимание. А перстень в очередной раз удивил Алису — на этот раз он был фиолетовым, а внутри словно горел костер — мерцали красные, желтые и оранжевые языки.