– Этот документ, как видите, – сказал Пуаро, – всего лишь краткий перечень тех показаний, которые мы выслушали. Я их изложил по порядку для вящего удобства.

Мсье Бук, пожав плечами, вернул листок Пуаро.

– Ваш список нисколько не проясняет дела, – сказал он.

– Может, этот придется вам больше по вкусу? – Пуаро, чуть заметно улыбнувшись, вручил ему другой список.

Глава 2
Десять вопросов

На листке было написано:

«Необходимо выяснить следующее:

1. Платок с меткой Н. Кому он принадлежит?

2. Ершик для чистки трубки. Кто обронил его? Полковник или кто-то другой?

3. Кто был одет в красное кимоно?

4. Кто переодевался в форму проводника?

5. Почему стрелки часов указывают 1.15 пополуночи?

6. Было ли убийство совершено в это время?

7. Раньше?

8. Позже?

9. Можем ли мы быть уверены, что в убийстве Рэтчетта участвовал не один человек?

10. Как же иначе можно объяснить характер ран?»

– Давайте посмотрим, что тут можно сделать, – сказал мсье Бук, которого явно подбодрил этот вызов его умственным способностям. – Начнем хотя бы с платка. И давайте будем придерживаться самой строгой системы.

– Безусловно, – закивал довольный Пуаро.

Между тем мсье Бук назидательно продолжал:

– Платок с меткой H [33] может принадлежать трем женщинам: миссис Хаббард, мисс Дебенхэм – ее второе имя Хермиона – и горничной Хильдегарде Шмидт.

– Так. А кому из этих трех вероятнее всего?

– Трудно сказать. По моему мнению, скорее всего мисс Дебенхэм. Вполне возможно, что ее называют не первым именем, а вторым. И потом, она и без того у нас на подозрении. Ведь разговор, который вы, мой друг, подслушали, был, без сомнения, несколько странным, не говоря уже о том, что она отказалась его объяснить.

– Что касается меня, я голосую за американку, – сказал доктор. – Платок стоит целое состояние, а все знают, что американцы швыряются деньгами.

– Значит, вы оба исключаете горничную? – спросил Пуаро.

– Да. Она сама сказала, что такой платок может принадлежать только очень богатой женщине.

– Перейдем ко второму вопросу – ершику для трубки. Кто его обронил: полковник Арбэтнот или кто-нибудь другой?

– На это ответить труднее. Вряд ли англичанин прибегнет к кинжалу. Тут вы правы. Я склонен думать, что ершик уронил кто-то другой для того, чтобы набросить тень на долговязого англичанина.

– Как вы уже отметили, мсье Пуаро, – вставил доктор Константин, – две улики на одно преступление – в такую рассеянность как-то не верится. Я согласен с мсье Буком. Платок, так как никто не признает его своим, по всей вероятности, оставлен просто по недосмотру. Ершик же – явная фальшивка. В подтверждение этой теории я хочу обратить ваше внимание на то, что полковник Арбэтнот, не выказав никакого смущения, признал, что курит трубку и употребляет ершики такого типа.

– Логично, – сказал Пуаро.

– Вопрос номер три: кто был одет в красное кимоно? – продолжал мсье Бук. – Должен признаться, что по этому вопросу у меня нет никаких соображений. А у вас, доктор Константин?

– Никаких.

– Значит, тут нам обоим придется признать свое поражение. А вот относительно следующего вопроса можно хотя бы порассуждать. Кто этот человек (мужчина или женщина), который переодевался в форму проводника спальных вагонов? Тут мы, во всяком случае, можем исключить целый ряд людей, на которых она бы попросту не налезла: на Хардмана, полковника Арбэтнота, Фоскарелли, графа Андрени и на Гектора Маккуина – из-за большого роста; на миссис Хаббард, Хильдегарду Шмидт и Грету Ольсон – из-за полноты. Итак, остаются: лакей, мисс Дебенхэм, княгиня Драгомирова и графиня Андрени. Однако никто из них не вызывает подозрений. Грета Ольсон – в одном случае и Антонио Фоскарелли – в другом клянутся, что ни мисс Дебенхэм, ни лакей не выходили из купе. Хильдегарда Шмидт утверждает, что княгиня находилась у себя, а граф Андрени уверяет, что его жена приняла снотворное. И выходит, что никто не надевал форму, а это и вовсе нелепо.

– Наверняка это был кто-то из последней четверки, – сказал доктор Константин. – Иначе придется признать, что посторонний прокрался в поезд и спрятался в укромном месте, а мы уже пришли к выводу, что это исключено.

Мсье Бук перешел к следующему вопросу:

– Номер пять: почему стрелки разбитых часов показывают час пятнадцать? У меня есть два объяснения. Или их перевел убийца, чтобы обеспечить себе алиби: он собирался тут же уйти из купе, но ему помешал шум в коридоре, – или… Подождите… подождите… Я вот-вот разрешусь идеей.

Пуаро и доктор почтительно ожидали, пока у мсье Бука в муках рождалась мысль.

– Додумался! – сказал наконец мсье Бук. – Часы переставил не убийца в форме проводника. Их переставил человек, которого мы назвали Вторым убийцей, – тот левша, или, другими словами, женщина в красном кимоно. Значит, дело было так: она приходит на место преступления позже и передвигает стрелки часов назад, чтобы обеспечить себе алиби.

– Поздравляю! – воскликнул доктор Констанин. – Отличная мысль!

– У вас получается, – сказал Пуаро, – что женщина в красном кимоно наносит Рэтчетту удар в темноте, не зная, что он уже мертв, и тем не менее она каким-то образом догадывается, что у него в пижамном кармане лежат часы, вынимает их, вслепую переводит стрелки назад и даже ухитряется сделать на часах нужную вмятину.

Мсье Бук неприязненно посмотрел на Пуаро.

– А вы можете предложить что-нибудь лучшее? – спросил он.

– В данный момент нет, – признался Пуаро. – И все же, – продолжал он, – мне кажется, никто из вас не заметил самого интересного в этих часах.

– Имеет ли к этому отношение вопрос номер шесть? – спросил доктор. – На вопрос, было ли совершено убийство в час пятнадцать, указанное часами время, я отвечаю: нет.

– Присоединяюсь к вам, – сказал мсье Бук. – Следующий вопрос: было ли убийство совершено раньше? Я отвечаю на него: да. Вы согласны со мной, доктор?

Доктор кивнул.