— А… вы… что здесь делаете? — промямлила Саша, кляня себя на чем стоит свет за то, что поленилась одеться понаряднее.
— Меняю масло, — признался он. — Вы спешите?
— Ну… я… то есть… в общем, не то чтобы очень, — опять занервничала Саша.
— Может, съездим куда-нибудь, поедим? — предложил он. — Вы нас повезете, а я угощу вас обедом.
— Л-ладно, — продолжала запинаться Саша.
— Меня, кстати, зовут Федором, — представился благодетель.
В ресторане он снял куртку и остался в тонком кашемировом свитере, сквозь который просвечивали мускулистые руки. Во время еды Федор закатал рукава, и Саша, позабыв о сашими из гребешка, уставилась на его крупные вены, тянувшиеся от запястий к локтю, на стальные (даже на взгляд!) мышцы предплечий, на длинные пальцы и изящные, хоть и довольно крупные, кисти.
«Какой мужик!» — похотливо подумала она и тут же перевела взгляд на тарелку. Ей отчего-то показалось, что он — и не только он, а весь ресторан! — угадал ее мысли.
— Чем ты занимаешься, Саша? — поинтересовался Федор.
— Ищу мужа, — ляпнула Саша, которая от волнения совершенно растерялась и забыла, как следует вести себя с мужчинами.
— Богатого? — расхохотался он.
— Конечно! — Саша с удивлением посмотрела на него. — Я против мезальянсов. Зачем мне муж, которого придется содержать?
— Ты богатая наследница? — улыбнулся он.
— Пока еще да, — ответила Саша.
— Как это понимать?
— Меня могут лишить наследства за плохое поведение, — усмехнулась Саша.
Ее собеседник изобразил недоумение, но, видимо, решил, что у девушки какое-то особенное чувство юмора, и спросил в тон:
— А кто твои родители? Нефтяные магнаты? Политики?
— Мой отец умер, он был знаменитым художником. А моя мать — ведьма.
Федор уставился на Сашу, забыв прожевать ролл «Филадельфия». Но скоро очнулся, проглотил кусок и расхохотался:
— Настоящая ведьма? Как ведьма из Блэр?
Саша скорчила презрительную гримасу:
— Ведьма из Блэр — деревенщина. Кстати, ты ведь не сомневаешься, что она существует на самом деле?
Федор то ли поперхнулся, то ли чихнул — выдал нечто нечленораздельное.
— Я тебе объясню, как было дело. Студенты, кассеты, убийства — все это было, но только они все пошли в архив ФБР, а те, кто снял фильм, сделали вроде как римейк — по рассказам местных жителей.
Федор отложил палочки, сглотнул, нервно оглянулся, после чего рассмеялся:
— Ты меня подловила! Я поверил!
— Круто! — усмехнулась Саша. — Да, отвечаю на твой вопрос: мы не такие.
Неожиданно ей понравилась эта игра: конечно, Федор не верит, но в том-то и суть — ты говоришь чистую правду, а все считают, что ты оригинально остришь!
— Ну… — Федор задумался. — Может, тогда вы как иствикские ведьмы?
Саша задумалась.
— Может быть, — неуверенно ответила она. — Только там, понимаешь, все замешено на сексуальной революции: оргии, мужчина как дьявол, женщины как жертвы предрассудков… Ведьмы довольно давно научились не выделяться — большинство тех, кого сжигали на кострах, либо необразованные идиотки, вроде твоей любимой ведьмы из Блэр, либо обычные женщины, которым не повезло.
— Ну, да… — Федор покачал головой. — А меня ты… приворожила?
Саша вылупила глаза, но вдруг расхохоталась. Если бы он только знал всю историю… И вдруг она отчетливо вспомнила: вот она рыдает, прижавшись к автомобилю, вытирает слезы, машет руками проезжающим машинам — и думает, думает, думает о том, что в одной из этих красивых, дорогих машин наверняка едет умный, интересный мужчина, который мог бы стать ее единственным…
«Не может быть! — похолодела Саша. — Это же не… колдовство… Я ведь просто… была в отчаянии…»
— Что с тобой? — забеспокоился Федор.
— Кхе-кхе! — закашлялась Саша и вскочила, похлопывая себя по груди — вроде как подавилась.
Она побежала в туалет, включила воду, для конспирации громко откашлялась, оперлась руками на раковину и уставилась в зеркало.
«Я не могу, не хочу найти свою любовь с помощью магии! — думала она. — Я колдовала? Или это была случайность? Чертовы ведьмы!»
Она села на унитаз, обхватила голову руками и, раскачиваясь из стороны в сторону, прошептала:
— Хочу быть нормальной! Хочу жить нормально! Не хочу быть ведьмой, хочу стать человеком!
* * *
— За что они так с нами? — спросила Анна Аглаю. — Честное слово, я просто не могу понять — почему?
— Мне кажется, у тебя больше шансов ответить на этот вопрос, — пробурчала Аглая. — Это твоя мать добровольно отказалась от семьи Лемм. И, между прочим, именно ты выбрала странную для нас профессию…
— Странную?! — рассердилась Анна. Она вскочила с дивана и, размахивая руками, встала напротив сестры. — Об этом и речь! У нас столько предрассудков, суеверий и нерушимых традиций, что мы уже покрылись пылью и мхом! Значит, тебе интересно, почему я стала писательницей? Да потому, что мне с самого детства внушали, что я буду придумывать эти чертовы кремы, и надо мной постоянно висел груз нашего наследия! Я должна была стать очередной Лемм, а мне хотелось стать самой собой!
— Ты просто хиппи… — произнесла несколько растерявшаяся Аглая.
— Ты, Глаша, счастливая женщина — ты всегда принимала мир таким, каков он есть. Не задумывалась, не спорила, не осуждала. А я хотела стать… ну, не знаю… стать даже бедной, что ли, но только чтобы не быть такой шикарной и безупречной, как Амалия. Да, я понимаю свою мать, понимаю, от чего она бежала. От предопределенности и высокомерия семейства Лемм! Наверное, мне повезло — я популярна, богата, знаменита, и, скорее всего, надо благодарить гены, но… Иногда мне хотелось чего-то добиваться, как обычные люди. Мне хотелось страдать, ощущать свое ничтожество и рваться вперед. Понимаешь? — Она села в кресло и судорожно сцепила пальцы.
Глаша кивнула:
— Понимаю тебя. Но… А вот лично мне все нравится. Нравится носить дорогую одежду, нравится моя работа, нравится получать много денег… Но я согласна — у нас слишком много условностей.
— Думаю, из-за них девочки и сбежали, — с грустью подвела итог сестра.
— Но, черт побери, это же не повод! Можно было поговорить…
— С Амалией?! — взвизгнула Анна. — Не смеши мою задницу!
В дверь постучали.
— Да! Войдите! — тоном светской дамы предложила Аглая, испуганно взглянув на сестру.
Дверь скрипнула, и в комнате показалась Амалия. На ней было элегантное кожаное пальто, сапоги на толстых каблуках, черный платок с блестками и черная «Биркин».