Настя с удивлением покосилась на Пашу: у него загорелись глаза, выражение лица из насмешливого сделалось мечтательным, и он так заразительно желал коньячку, и горячего густого борща, и огненного чая с лимоном, сахаром и мятой, что Настя, глянув в окно, за которым белело низкое осеннее небо и дождь моросил по косой, представила себе теплый ресторан, заботливую официантку, хрустящую скатерть…
— Ну, пойдем, — согласилась она.
А через несколько минут они сидели за столиком, и Паша рассказывал:
— Мне Чарли говорит: «Ты не понимаешь, это художественный ход». Да какой там ход! Самая обычная халтура, бред сивой кобылы! И я ему говорю: «Друг, я все понимаю. Но у ребят из русской мафии, которые платят за твой джин с тоником и за твой „мерс“ С-класса, к сожалению, нет столь глубокого художественного чутья. Так что в твоих интересах сделать такой сюжет, чтобы получить за него „Оскар“.
— Ты правда так сказал? Правда? — восклицала Настя.
— Еще как сказал! — подтвердил Паша. — Мы ему заплатили пятьсот тысяч долларов не за то, чтобы он сочинял второсортные шутки. В общем, он серьезно задумался, а потом позвонил и сказал: «Огромное спасибо! Я совсем тут зажрался, а ваши русские угрозы дали новый импульс моему творчеству!» Представляешь?
— Ха-ха-ха! — веселилась Настя.
Паша оказался вовсе не таким страшным и противным, как ей вначале показалось. Он был… просто крутой. Но соглашаться она не спешила — что-то сдерживало.
— Подъезжаем, — сказала Настя, заметив питерские окраины.
На перроне ее встречали крупная женщина в очках на веревочке, строгий усатый водитель и хрупкая, но энергичная брюнетка — продюсер киностудии.
Настя не сразу заметила, что ее везут на окраину. Очнулась лишь тогда, когда заметила, что они уже с четверть часа едут мимо однотипных панельных домов.
— А мы вообще куда направляемся? — забеспокоилась она.
— В гостиницу, — ответила очкастая тетка.
Настя примолкла: вдруг ее везут в шикарный загородный отель на побережье, где она будет прогуливаться под соснами, укутавшись в пушистую шаль?
Но машина в конце концов остановилась у длинного панельного дома, который в лучшем случае напоминал общежитие пожарного училища. Все выгрузились и прошли в холл, пропахший хлоркой и грязными тряпками.
Настя прикусила губу и молила небеса о том, чтобы все это оказалось шуткой.
— Шестой этаж, номер шестьсот шестой, — администратор бросила ключ на прилавок.
Очкастая кобра передала ключ Насте, которая взяла его двумя пальцами и посмотрела на него с отвращением.
— Ну, мы за вами заедем завтра утром, — сообщила вертлявая продюсерша, и троица быстро удалилась.
— А… — начала было Настя, но их и след простыл.
Анастасия выразительно посмотрела на тетку за стойкой, но та лишь оглядела ее с ног до головы, фыркнула и вернулась к сериалу про любовь, который смотрела на крошечном телевизоре.
Настя подхватила чемодан и отправилась к лифтам, которые, как выяснилось, не работали. Кое-как доковыляв до шестого этажа, ногой распахнула дверь в номер и вдохнула запах пыли и десятков предыдущих жильцов, которые, казалось, сутками напролет занимались в номере спортом — душный запах пота словно впитался в стены. Распахнув окна, Настя позвонила Епифанцеву, но абонент был недоступен.
«Сейчас я рехнусь!» — в отчаянии думала Саша. Она готова была изобразить эпилептический припадок, так ей не хотелось здесь оставаться. И главное — не уйдешь! Настоящая ловушка — переть надо через весь зал, прямо на глазах у изумленной публики, у фотографов, у телевизионщиков и знаменитостей.
«А если бы у меня было расстройство желудка?» — задумалась Саша.
И как же есть хочется!
На премию «Лучшая косметическая марка» ее затащила Вика. И это была пытка. Поначалу все перетаптывались с места на место с умным и чрезвычайно светским видом, потом народ затолкали в зал, где вот уже сорок минут вручали премии за «Лучший крем», за «Лучшую кислородную линию» и за прочее лучшее что-то там. Приглашенные актрисы дурно, нараспев, зачитывали поэтические вирши в честь номинантов — оригинальное решение пиар-отдела премии. Представители лауреатов долго и нудно всех благодарили, не упуская возможности сообщить про «динамичное развитие и расширение целевой аудитории, а также ультрасовременные новации» и так далее…
Ох-ох-ох! Заглядевшись на кудрявую блондинку, которая завывала на подиуме, расхваливая очередную марку, Саша не упустила возможности позлорадствовать: «Вот и Ася так же будет! Актриса погорелого театра!» Но злорадство уступило раскаянию: Саша, хоть и не хотела самой себе признаться, успела затосковать по сестре, которая сейчас за сотни километров, с незнакомыми людьми решает свою судьбу. Что-то Сашу настораживало, но что?
— Ты только посмотри, как этот красавчик на тебя пялится! — воскликнула Вика.
Саша нехотя повернулась и увидела… того самого хама из туалета! Ну, когда они с Федей — чертов Федя! — были на показе мод. Красавчик (и правда вылитый Джордж Клуни) сидел с известным писателем и женой знаменитого режиссера и действительно смотрел на их столик. Не то чтобы смотрел — глаз не спускал!
— Может, это он на тебя, — предположила Саша.
— Если бы он смотрел на меня, я бы уже сидела без трусов, — заявила Вика громким шепотом.
— Фу! — скривилась Саша. — Нимфоманка!
— Какая, к черту, нимфоманка! — отмахнулась Вика. — У тебя зрение в порядке?
Зрение у Саши было в отличном состоянии, и, конечно, она видела все то, что привело Вику в такой восторг. В хаме было что-то магнетическое. Первобытное. Животное. Что-то очень мужское — сила, уверенность, дух…
К тому же он был красив и фантастически сложен. С одной стороны, Саше не нравились подобные мужчины — она называла таких типов «гангстерами» и предпочитала с ними не связываться, но в этом «гангстере» было что-то особенное. От его взгляда ей стало жарко — она чувствовала, как горят щеки, и выпила уже второй стакан холодного вина с минералкой, но скула, особенно левая, полыхала все сильнее. Саша отвернулась — теперь выходило, что она смотрит в стену, но легче не стало. Наконец она сильно разозлилась, даже просто взбесилась, встала и подошла к его столику. Пока шла, он разглядывал ее с ног до головы, а Саше казалось что руки-ноги ее двигаются крайне нелепо — болтаются во все стороны. И еще ей казалось, что она очень медленно идет, просто ползет, и каждый ее шаг — под прицелом.
— Прекратите на меня смотреть. — Она наклонилась к хаму и попыталась уничтожить его взглядом.
А он уставился ей в декольте! И ничего не сказал.
— Вы, надеюсь, меня слышите?! — Саша старалась говорить равнодушно, что получалось у нее плохо.
Он кивнул. И встал. Девушка стояла на каблуках — он был выше ее сантиметров на пять.