— Это тебя не касается, — ничуть не стыдясь собственной грубости, отрезала Саша.
С каждым километром головная боль усиливалась — череп буквально разрывало на части, в глазах мутилось, и Саше казалось, что ее вот-вот вывернет прямо на дорогой коврик в ногах.
— Ну, почему же, — усмехнулась Алина, — очень даже касается. Ты сказала ему, что он твой единственный, обещала любить его вечно, а теперь бросаешь…
— Ты ничего не знаешь! — рявкнула Саша и чуть было не свалилась в обморок от потраченных на восклицание усилий. Жить с больной головой становилось все труднее. — И это не твое дело, — вяло добавила она. — Поняла?
На подъезде к Москве Саша решила, что умирает. По дороге пришлось два раза останавливаться — ее буквально выворачивало наизнанку. К тому же она не могла открыть глаза — свет причинял невыносимые страдания. Саша в изнеможении лежала на заднем сиденье и вдруг сквозь шум в ушах и приступы адской головной боли услышала грудной Алинин голос:
— Ты не можешь от него уйти. Мой брат демон. Твое чудное семейное проклятие сыграло с тобой коварную шутку — ты осталась ведьмой, но ты не можешь без него жить. В прямом смысле. Ты умрешь без него. Тебе будет плохо, больно, страшно, и ты умрешь в одиночестве. Потому что стоит тебе сказать кому-нибудь из родственниц о том, что с тобой случилось, они примут часть проклятия на себя.
«Это бред», — подумала Саша и застонала. Даже от мыслей ей было больно!
— Ты все врешь… — из последних сил сопротивлялась Саша. — Чушь…
Машина затормозила.
— Смотри. — Алина кинула в нее чем-то тяжелым.
Саша поняла, что сейчас происходит что-то ужасно важное, и набралась сил открыть глаза и выпрямиться. «Это только на минуту, а потом я снова упаду и умру», — пообещала она себе, беря в руки старую книгу с потрескавшимся кожаным переплетом.
«Проклятия», — прочитала она на обложке.
— Здесь все существующие в мире проклятия до 1907 года, — сообщила Алина. — Тебе нужна двести третья страница.
Перелистывание страниц было пыткой, и Саша два раза чуть было не бросила книгу. Но наконец нужная страница нашлась. Саша с удивлением прочитала заголовок: «Заклятие семьи Лемм», и от удивления даже боль, как ей показалось, слегка отступила.
«Подобные проклятия действуют так, что если нарочно или по неведению ведьма обещает любовь демону, то оказывается в полной его власти. Клятва в любви превращается в проклятие — более сильное, чем исчезновение дара. Ведьма обещает демону свою жизнь, и тот получает ее в полное распоряжение…» — прочитала Саша и уставилась на Алину.
— И что, мне теперь придется остаться с ним до конца жизни? — пробормотала она.
— Ну, ты же не думала, что брак — это легко, — усмехнулась Алина.
Она развернула машину и поехала в сторону области.
Настя в боевом настроении вернулась домой, открыла квартиру и с воплем отпрянула назад. Вся она — буквально, вся — была в цветах. Конечно, это страшно — кто-то проник в ее квартиру! — и пошло, но… Запах стоял, как в розарии, и вообще — было так красиво!
«Боже! Что я буду с ними делать? — Настя схватилась за голову. — Куда их ставить?» Не без труда пробравшись в гостиную, она увидела, что к одной из корзин — на этот раз с фруктами, сыром и вином — привязана куча шариков, на одном из которых виднелась сделанная фломастером надпись: «Прости меня, Настя! Антон».
Отчего-то Настя расхохоталась. Допустим, это красиво. Если, конечно, исключить взлом квартиры. Конечно, лестно, что он потратил такую кучу денег и так расстарался. Но, во-первых, он был и остается кретином. Не надо об этом забывать. А во-вторых, может, лучше было бы, если бы у нее с Антоном ничего бы не вышло, — тогда Паша отправил бы ее в ад. Может, в аду не так уж плохо?
— Намного хуже, чем ты можешь представить, — произнес Кравиц у нее за спиной.
Настя вскочила, приготовилась к скандалу, но передумала. Что толку?
— Дверь была открыта, — сообщил Кравиц и устроился на диване.
— Ты умеешь читать мысли? — буркнула Настя.
— То, о чем ты думаешь, слишком очевидно, — усмехнулся тот. — Так вот насчет ада. Там ты переживаешь все свои страхи. Все, чего ты боялась (или думала, что боялась), становится явным. Ты живешь в собственном кошмаре и ничего не можешь сделать, потому что с каждым днем боишься все больше. А потом, когда в конце концов сдаешься, ты понимаешь, что у тебя нет выхода. На Земле люди знают, что смерть — это все же выход, но там ты лишаешься даже этой иллюзии. Все теряет смысл — тебя поглощает уныние, и ты обречена провести бесконечное число дней в тоске и тревоге.
— Мило, — кивнула Настя.
— Антон от тебя без ума, — сказал Паша. — Ты все сделала правильно.
— Но я ничего не делала! — взорвалась Настя.
— Чудесно, — Кравиц развел руками. — Что будет, когда ты начнешь работать в полную силу? Я заберу вот это, ты не против? У меня свидание. — Он подхватил охапку чайных роз и вышел из комнаты.
— Постой! — пискнула Настя, но махнула рукой и склонила голову. — Что же мне делать? — застонала она. — Ну, что, что?..
* * *
Аглая и Анна без всякого удовольствия пили кофе с первосортной пахлавой.
— У меня дурные предчувствия, — призналась Аглая.
— Да-да… — рассеянно кивнула Анна.
— Когда я думаю о девочках, то мне кажется, что я — пассажир самолета, который падает на землю, — продолжала Аглая. — Такая беспомощность…
— Не раскисай! — прикрикнула Анна. — Мы Лемм или кто?
— Мне кажется, будто земля уходит у меня из-под ног… — бубнила Глаша.
— Слушай! — рявкнула Анна. — Ты хоть понимаешь, отчего все это с нами случилось?
Аглая как будто пришла в чувство и с удивлением уставилась на сестру.
— Нет, — покачала она головой. — Не понимаю.
— А я понимаю. У нас слишком легкая и красивая жизнь!
Аглая несколько секунд смотрела на Анну, после чего расхохоталась, повторяя:
— Ты бредишь! Ты бредишь!
— А вот и нет! — Анна замотала головой. — Подумай, какая замечательная у нас жизнь. Ни забот, ни хлопот — нам не надо доказывать, что мы особенные, не надо думать, какую выбрать профессию, не надо сомневаться, правильный ли мы сделали выбор, нам не приходится никому завидовать — у нас и так все есть. Мы не страдаем от неразделенной любви, у наших детей есть все самое лучшее, мы точно знаем, что всегда можем обратиться за помощью к Амалии, а она, главное, всегда знает, что делать. Но мы с тобой кое-что знаем: у Амалии была и совсем другая жизнь, и мы с тобой, хоть и давно, были частью ее жизни. Помнишь, как мы колесили по югу Франции, когда за ней гонялась эта ведьма из 16-го квартала, как несколько месяцев жили в подвале на севере Ирландии, как у мамы была депрессия, у нее пропал дар, и она работала официанткой в Барселоне? Мы с тобой кое-что видели, мы знаем, что такое трудности, лишения и опасности. А наши дочери и понятия ни о чем таком не имеют! Они родились, когда все трудности были позади, когда Добро и Зло окончательно смирились с существованием друг друга и даже в чем-то стали похожи. У нас больше нет врагов, нет проблем. И мы еще удивляемся, что наша жизнь кажется девочкам искусственной!