Мистер Кэри и мистер Коулмен отправились на раскопки, мистер Рейтер пошел к себе в фотолабораторию.
— А ты чем займешься, Луиза? — ласково обратился доктор Лайднер к жене. — Может быть, отдохнешь немного?
Видимо, миссис Лайднер в это время обычно ложилась отдохнуть.
— Да, пожалуй, полежу часок. Потом немного погуляю.
— Хорошо. Мисс Ледерен, я думаю, не откажется составить тебе компанию?
— Конечно, — с готовностью отозвалась я.
— Нет-нет, — поспешно возразила миссис Лайднер. — Я пойду одна. Не то мисс Ледерен подумает, что ей вменили в обязанность не спускать с меня глаз.
— О, но я с большим удовольствием… — начала я.
— Нет, в самом деле, вам лучше остаться, — сказала она твердо, почти повелительно. — Иногда мне нужно побыть одной. Просто необходимо.
Настаивать я, разумеется, не стала и пошла к себе в комнату, чтобы тоже вздремнуть немного. Странно, думала я, что миссис Лайднер, одержимая постоянными страхами, решается гулять одна.
Когда в половине четвертого я вышла во двор, там не было ни души, если не считать маленького мальчика-араба, который мыл керамическую посуду в большом медном тазу, и мистера Эммета, который сортировал ее. Когда я подошла к ним, в воротах показалась миссис Лайднер. Такой оживленной я еще никогда ее не видела. Глаза у нее сияли. Она была возбуждена, почти весела.
Из лаборатории вышел доктор Лайднер и направился к ней. Он нес большое блюдо, на котором были изображены рогатые бычьи головы.
— Доисторические пласты необычайно богаты археологическими находками, — сказал он. — До сих пор нам очень везло. Найти эту гробницу в самом начале сезона — редкая удача. Единственный, кто имеет основания быть недовольным, — это отец Лавиньи. Пока мы нашли всего лишь несколько табличек.
— Кажется, он и их еще не обработал, — сказала резко миссис Лайднер. — Возможно, он выдающийся эпиграфист, но не менее выдающийся лентяй. Спит чуть не целый день.
— Жаль, упустили Берда, — сказал доктор Лайднер. — А отец Лавиньи поражает меня, мягко говоря, неортодоксальностью, хотя, разумеется, я бы не взял на себя роль компетентного судьи в этом деле. Некоторые его переводы меня, чтобы не сказать больше, удивляют. А надписи вот на этом камне? Я совсем не уверен, что отец Лавиньи тут прав. Впрочем, ему виднее.
После чая миссис Лайднер спросила меня, не хочу ли я прогуляться с нею к реке. Наверное, она боится, подумала я, что ее давешний решительный отказ взять меня с собой огорчил меня.
Мне не хотелось, чтобы она считала меня слишком обидчивой, поэтому я тотчас согласилась.
Вечер выдался великолепный. Тропинка, вьющаяся по ячменному полю, привела нас в цветущий фруктовый сад, через который мы вышли к Тигру. Слева виднелся Тель-Яримджах, откуда доносилось характерное монотонное пение. Справа вращалось большое мельничное колесо, ритмичный плеск которого поначалу раздражал меня, но потом стал даже приятен, — он будто убаюкивал. За мельницей виднелась деревня, где жили рабочие.
— Красиво, правда? — сказала миссис Лайднер.
— Да, такая мирная картина! Удивительно, в какую глушь меня забросила судьба.
— Глушь, — эхом повторила миссис Лайднер. — Да, здесь, во всяком случае, чувствуешь себя в некоторой безопасности.
Я бросила на нее внимательный взгляд. Но она, видимо, произнесла это как бы про себя, забыв на миг о моем присутствии. Она не подозревала даже, как выдает себя этими словами.
Мы пошли обратно. Внезапно миссис Лайднер сжала мне руку с такой силой, что я чуть не вскрикнула.
— Кто это? Что он делает? Совсем недалеко от нас, там, где тропинка вплотную подходит к нашему дому, стоял незнакомец. Одет он был как европеец. Встав на цыпочки, он старался заглянуть в окно.
Оглянувшись и увидев, что мы наблюдаем за ним, он сразу отпрянул от окна и пошел нам навстречу. Миссис Лайднер еще крепче сжала мне руку.
— Мисс Ледерен, — прошептала она, — мисс Ледерен…
— Успокойтесь, дорогая, все хорошо, — сказала я твердо.
Незнакомец поравнялся с нами и прошел мимо. Увидев, что это араб, миссис Лайднер с облегчением вздохнула и выпустила мою руку.
— Господи, да это же араб, — прошептала она. И мы пошли своей дорогой. Проходя мимо дома, я бросила взгляд на окна. Они были зарешечены и располагались довольно высоко, — гораздо выше, чем те, что выходили во двор, — так что заглянуть внутрь было невозможно.
— Должно быть, любопытный прохожий, — сказала я.
Миссис Лайднер кивнула.
— Наверное. А я было подумала, что…
Она осеклась.
Что? Что она подумала, спрашивала я себя. Кажется, все бы отдала, лишь бы узнать!
Но кое-что я все-таки поняла: миссис Лайднер боится какого-то совершенно определенного человека, человека из плоти и крови.
Не знаю, право, что и рассказать о событиях первой недели моего пребывания в Тель-Яримджахе.
Оглядываясь назад теперь, когда я уже все знаю, я вижу довольно много мелких деталей, свидетельствующих о том, насколько слепа я была в те дни.
Однако в интересах точности изложения буду пытаться рассматривать события с тех позиций, на каких я находилась в то время, когда меня, сбитую с толку, подавленную, все сильнее мучило подозрение, что здесь дело Нечисто.
Во всяком случае, могу смело утверждать, что необъяснимое чувство напряженности и скованности — отнюдь не плод моей фантазии. Им были охвачены все. Даже Билл Коулмен, не отличавшийся ни чувствительностью, ни тонкостью, сказал как-то:
— Эта экспедиция! До чего она мне на нервы действует! Ходят все точно в воду опущенные. А что, здесь всегда так?
Обращался он к Дэвиду Эммету. Мистер Эммет с самого начала вызвал у меня симпатию; я сразу поняла, что его молчаливость отнюдь не означает отсутствия у него симпатии к людям. Меня в нем подкупала какая-то удивительная твердость духа и надежность. Что же до остальных, Бог знает, чего от них ждать…
— Нет, — возразил он мистеру Коулмену. — В прошлом году такого не было.
Однако распространяться на эту тему он не счел нужным и не проронил больше ни слова.
— Не могу понять я, друг, происходит что вокруг, — мрачно срифмовал мистер Коулмен.