Послышался вздох, который мог издать только Думминг Тупс.
– Нет, вы, кажется, не поняли…
Вмешался другой голос:
– Если голкипер стоит так далеко от ворот, он идиот!
– Давайте начнем сначала, – произнес третий голос. – Предположим, я – этот парень…
Трев посмотрел в ту сторону и увидел, что один из спорщиков запустил по столу бумажный комочек.
– Типа, я ударил по мячу, и он полетел далеко, а вот этот комочек – я. И что тогда?
Он снова щелкнул ногтем по комочку, и тот ударился о карандаш Думминга.
– Нет! Я ведь уже объяснил! И перестань разбрасывать бумагу, я не могу сосредоточиться!
– Пусть на них поплюет, – подсказал кто-то.
– Погодите-ка минуту, – сказал очередной голос. – Ну а что будет, типа, если ты загонишь мяч в собственную половину поля, а потом побежишь вот так, никому не пасуя, и забьешь гол?
– Это будет совершенно законно, – ответил Думминг.
– Да, но ведь это невозможно, правильно? – спросил мужчина, который только что щелкнул ногтем жеваный комочек бумаги, и ему так понравилось, что он повторил.
– Но если человек попытается и преуспеет, это будет прекрасный футбол, не так ли? – сказал Думминг.
– Где наша команда? – спросил Трев, оглядываясь.
– Я предложил им лечь спать пораньше, – сказал Думминг.
– «Пораньше» для волшебников – это два часа ночи, – сказала Гленда.
– А я распорядился, что у команды сегодня вечером будет специальный ужин, – объявил Натт. – В связи с этим, мисс Гленда, я настоятельно прошу вас запереть Ночную Кухню.
Вечером в столовой висело ледяное молчание.
– Я не ем салат, – заявил слугобраз Шноббс (не родственник). – У меня от них ветры.
– Как можно жить без пасты? – возмутился Бенго. – Это варварство!
– Надеюсь, вы заметили, что моя тарелка так же пуста, как и ваши, господа, – сказал Чудакулли. – Мистер Натт – наш тренер, и я позволил мистеру Натту командовать. И никакого курева сегодня тоже не будет.
Послышался хор сердитых восклицаний, и аркканцлер вскинул руку, призывая к тишине.
– Также он требует, чтобы… – Он всмотрелся в неразборчивый почерк Натта и слегка улыбнулся. – Никакого сексуального общения.
Эти слова вызвали отнюдь не ту реакцию, какую он ожидал.
– В смысле, собраться и поговорить? – уточнил заведующий кафедрой бесконечных штудий.
– Нет, это оральный секс, – сказал Ринсвинд.
– А орать никто не собирается.
Бенго Макарона сидел с ошеломленным видом.
– А также я не хочу, чтобы вы ночью шныряли за едой, – продолжал Чудакулли. – Есть правила. Я известил миссис Уитлоу и мисс Медоед, что целиком и полностью поддерживаю распоряжения мистера Натта. Не сомневаюсь, господа, у вас хватит силы воли.
– В попытке выказать солидарность с прочими членами команды, – сказал профессор самых современных рун, – я, кажется, видел в моей комнате оставшийся в мышеловке кусочек сыра.
Чудакулли остался в полном одиночестве, и его окружало только эхо упавших стульев.
Аркканцлер вернулся к себе в комнату и бросил шляпу на вешалку. «Должны быть правила, – сказал он себе. – Правила для них – и правила для меня». Он подошел к огромной кровати и открыл ящичек с табаком. Вместо табака в нем лежала маленькая записка:
«Дорогой аркканцлер, в связи с тем, что вы одобрили инструкции мистера Натта, чтобы факультет нынешним вечером воздержался от еды и курения, я взяла на себя смелость убрать ваши сигареты и табак. Также смею заметить, что я вынула из буфета все холодные остатки и соленья, чтобы вы устояли перед искушением».
– Черт подери, – негромко произнес аркканцлер.
Он подошел к гардеробу, порылся в кармане курительного халата и обнаружил другую записку, которая гласила:
«В соответствии с правилами мистера Натта, получившими ваше одобрение, аркканцлер (у миссис Уитлоу даже почерк был укоризненный), я взяла на себя смелость вытащить из карманов ваш экстренный запас мятных леденцов».
– Гром и молния! – провозгласил Чудакулли. – Меня окружают предатели! Они преграждают дорогу на каждом шагу!
Он безутешно побрел к книжному шкафу и вытащил «Спутник оккультиста» Бодри – книгу, которую знал наизусть. А поскольку он знал ее наизусть, на странице четырнадцать оказалось маленькое изящное углубление, в котором лежал пакетик чрезвычайно сильных лакричных леденцов, унция табака «Веселый моряк» и пачка «Уизлы». А также записка.
«Дорогой аркканцлер, у меня духу не хватило. Миссис Уитлоу».
В университете, казалось, было темнее обычного. Обычно приказам аркканцлера подчинялись, и «Незримые Академики», бегавшие в поисках еды, убедились, что все двери закрыты, точнее, даже захлопнуты, а все кладовки заперты и заговорены. Футболисты безнадежно рысили по коридорам.
– В комнате у меня есть разогреваемая паста, – сказал Бенго Макарона. – Бабушка дала мне ее с собой, когда я сюда собрался. Она хранится десять лет. Бабушка говорит, что через десять лет у нее будет точно такой же вкус, как сейчас. Не исключаю, что она говорила правду.
– Если ты за ней сбегаешь, можно приготовить ее в моей комнате, – сказал профессор самых современных рун.
– Договорились. Между прочим, в ней крокодильи яички. Очень питательно. У меня на родине они очень популярны.
– А я и не знал, что у крокодилов есть яички, – сказал профессор самых современных рун.
– Больше нет, – заметил слугобраз Шноббс (не родственник).
– У меня есть печенье, могу поделиться, – сказал Думминг Тупс, и его немедленно пригвоздили к месту вопросительные взгляды.
– Нет, – сказал он. – Я не собираюсь нарушать приказы аркканцлера, поэтому печенье – и точка. Больше ничего я не слышал, господа. Без иерархии мы ничто.
– У библиотекаря наверняка есть бананы, – сказал Ринсвинд.
– Ты уверен? – уточнил Макарона.
– Насколько я знаю, у библиотекаря в подобных случаях девиз: «Если ты попытаешься отнять у меня бананы, я заберу их из твоих мертвых рук».
Трев, который прятался в тени, подождал, пока урчание голодных желудков не замерло вдали, после чего поспешил обратно и постучал в запертую дверь Ночной Кухни.
– Они собрались все вместе и пошли в библиотеку, – сообщил он.
– Хорошо. Думаю, он поделится с ними бананами, – сказал Натт.
– Честно говоря, я не понимаю смысл, – призналась Гленда.
– Суть в том, что они друзья. Братья по несчастью. Они – команда. Таков футбол. Нужно учить команду быть командой, и я не стану возражать против того, чтобы они плотно позавтракали утром.