— Догадываюсь, — сказал Бестужев. — Я к вашим деловым качествам никогда и не относился пренебрежительно…
— Может быть, все-таки позволите войти? Это невежливо, в конце концов — заставлять даму ждать в коридоре…
— Разумеется, — сказал Бестужев, отступая на шаг. — Прошу, мисс Луиза.
Он был напряжен и готов к любым решительным действиям — для них, кажется, пришла самая пора…
Оглядевшись чисто по-женски, оценивающе, Луиза прошла в гостиную и уселась в кресло.
— Вы неплохо устроились, — сказала она светски. — Наверняка кто-то посоветовал?
— Да, что-то вроде того, — светски сказал Бестужев. — Виски с содовой?
— О, вы стремительно американизируетесь! Будьте так любезны.
Бестужев уже с некоторой сноровкой плеснул виски, добавил шипучей содовой из сифона, подумал чуть и бросил в стакан чуть подтаявший кубик льда, ухватив его затейливыми серебряными щипчиками. Себе налил чистого, не оскверняя его всякими глупыми ингредиентами.
Луиза поднесла стакан к губам, сделала пару глотков — как можно было догадаться, не эпатажа ради, а потому, что имела уже дело с этим сомнительным нектаром.
— Вы везучий человек, — сказала она. — Когда я прочитала имя Штепанека в списке спасшихся, у меня какое-то время теплилась надежда, что это все же он, а не вы…
— Я говорил вам тогда, на пароходе, чистую правду, — сказал Бестужев. — Я опоздал, его успели убить… те, что были конкурентами и мне, и вам.
Луиза прищурилась:
— Прискорбно. Очень прискорбно. Но все его документы ведь у вас? И не отрицайте. В госпитале Святого Бернарда прекрасно помнят, что снимали с вас, мечущегося в лихорадке, черный резиновый пояс, в котором был мешочек с бриллиантами, золотые, монеты и кипа документов с чертежами… — она указала тонким пальчиком на живот Бестужева. — Если я хоть что-то понимаю в жизни, этот пояс сейчас на вас…
Бестужев прислушался — нет, дверь никто не открывал, спутник Луизы остался на страже в коридоре. Это называется — влипли, господин ротмистр… Не нужно спешить и нервничать, наоборот, следует затянуть беседу как можно дольше. Во-первых, долгая мирная беседа чуточку расслабляет противника, во-вторых, нужно знать, что против него замышляют эта красотка и ее дядюшка. Она сама обо всем расскажет, подробно и обстоятельно, атакующая сторона в такой ситуации просто обязана грозить и пугать, не обязательно грубо…
Бестужев поклонился:
— Полное впечатление, что вы применяете эти, новомодные икс-лучи, о которых писали газеты, и с их помощью видите сквозь одежду… Пояс, конечно же, при мне. Ну, и что? По-моему, я еще в Европе говорил вам, что мы заключили со Штепанеком договор по всем правилам, и я законный собственник патента.
— И вы можете этот договор предъявить?
— Не могу, — честно сознался Бестужев. — Моя копия осталась в каюте и пропала вместе с «Титаником». Но оригинал находится у моего начальства.
— Одна загвоздка: между вами и вашим начальством — не одна тысяча миль океана… Вы не в самой лучшей ситуации, — сказала Луиза холодно. — Вы, как мне уже известно, не знаете ни слова по-английски, совершенно беспомощны в Нью-Йорке…
— У меня есть деньги, — сказал Бестужев, улыбаясь. — Достаточно нажать вон ту кнопочку, чтобы явился расторопный молодой человек и выполнил любой мой каприз, в пределах разумного, конечно. Интуиция мне подсказывает, что не так уж трудно найти в этом огромном городе секретаря, который был бы и переводчиком, с самых разнообразных языков…
— Однако вы самоуверенны, — покрутила она головой.
— Я уверен в себе, а это не одно и то же, — сказал Бестужев. — Или я неправ? Вы молчите…
— Секретаря, действительно, найти нетрудно, — сказала Луиза, задумчиво вертя стакан в унизанных драгоценными кольцами пальчиках. — Переводчика тоже. Однако, любезный друг, существует гораздо более серьезное затруднение, отягощающее ваше положение. Вы здесь совершенно один. Здесь вам не Европа. Дядя посоветовался со знающими людьми, и они заверили: у нас, в Штатах, ваши европейские тайные службы не устроили никаких сетей. Они мало интересуются нашей жизнью и нашими секретами. В лучшем случае, в вашем консульстве есть какой-нибудь человек, чьи функции не ограничиваются дипломатическими. И только. А вам еще надо до него добраться… или ему до вас. А это может быть нелегко. Меж тем мы у себя дома, располагаем здесь нешуточными возможностями…
— Я верю, — сказал Бестужев. — Однако считаю, что здесь, — он широким жестом обвел гостиную, — нахожусь в некоторой безопасности. Это очень респектабельная гостиница, и небезопасно выкидывать тут какие-нибудь… фокусы…
— Вы плохого мнения обо мне, — усмехнулась Луиза. — Никто и не собирается выкидывать какие-нибудь… фокусы, — она старательно скопировала его интонацию. — Но вы не сможете сидеть здесь до скончания веков, вам ведь нужно поступить как раз наоборот… Верно? Ну, а как только вы выйдете на улицу, окажетесь подвержены массе неожиданных случайностей. Нет, я не хочу сказать, будто кто-то намерен тут же стукнуть вас по голове и бесцеремонно забрать пояс. К чему столь бандитские методы? Все можно проделать гораздо тоньше.
— Например?
Луиза обворожительно улыбнулась:
— Например, можно превратить вас в шпиона. В иностранного шпиона — порой они к нам все же забредают. Мы не в Европе, повторяю, это Штаты. Здесь ваше начальство, безусловно, лишено тех возможностей, которые оно использует в Европе. Это Америка, месье. Мы достаточно независимы и самолюбивы, чтобы не поддаваться иностранному нажиму… да и какой может быть нажим? Ваш царь не начнет из-за вас войну… хотя бы потому, что наши страны пребывают на изрядном расстоянии друг от друга. В какой-то степени вы и впрямь иностранный шпион, не так ли? И в качестве такового у вас возникнут долгие неприятности с полицией…
— Хотите сказать, что ваш дядюшка скупил на корню всю здешнюю полицию?
— О, что вы, это было бы чересчур дорогостоящее и бесполезное предприятие. Но возможностей у него достаточно… особенно по сравнению с вами. Даже если в конце концов вам удастся выпутаться из цепких объятий Фемиды, документы окажутся у нас… — она прищурилась. — Возможен и более жесткий оборот дел.
Она достала из сумочки небольшую фотографию, не наклеенную на паспорт, протянула ее Бестужеву. Он узнал собственную персону. Моментальный снимок, несомненно, был кем-то сделан, когда он стоял на ступеньках больницы — ну да, за его плечом виднеется нечто белое, это, конечно же, накрахмаленный форменный фартук фройляйн Марты…
— Можно сделать так, что каждый нью-йоркский полицейский и сыщик в штатском получит такую фотографию, — безмятежно сказало, Луиза. — И будет предупрежден при этом, что на ней изображен маньяк и убийца, который изрезал на куски три почтенных семейства, взломал церковную кассу и собирается вдобавок похитить малолетнюю племянницу мэра Нью-Йорка… Право же, такое нетрудно устроить. Никто из служителей закона, естественно, и подозревать не будет об истинном положении дел, они будут искренне считать вас выродком и злодеем, которого вовсе не обязательно брать живьем. Даже крайне желательно — не брать, чтобы не подвергать себя лишней опасности, поскольку у вас при себе три пистолета, два смазанных ядом стилета, и убить кого угодно для вас — раз плюнуть… Полиция в таких случаях стреляет, не задумываясь… я так полагаю, не только американская.