Ипподром был в часе езды от столицы. Деревья вдоль дороги полыхали золотым, алым, оранжевым, бронзовым — последние фанфары природы на пороге зимы.
Первые ноябрьские дни — теплые, солнечные и безветренные, высокое синее небо. Дни, в которые душа встает на крыло и поет. Как всегда в Америке, я чувствовал себя свободным. Наверное, просторы этой страны так влияли на меня. Казалось, ее дали вливались мне в душу и разбавляли повседневные проблемы.
Мистер Рикенбакер оставил на входе в скаковой клуб указания насчет меня: мою персону должны были немедленно представить пред его ясные очи.
Это вышло не так уж и сразу, поскольку мне все равно сначала доставили на тыльной стороне кисти штамп невидимой краской, который проявлялся лишь в ультрафиолетовых лучах под специальной лампой в виде пурпурного круглого значка. Мне объяснили, что это пропуск в клуб — без него меня перед некоторыми дверями остановили бы. Пропуск, подумал я, который не потеряешь и приятелю втихаря не передашь. Мне сказали, что его можно смыть. Мистер Рикенбакер находился в президентских "апартаментах, в своем убежище на верху сногсшибательного здания, куда надо было добираться на лифте через контроль, пробираться через толпу праздношатающихся членов клуба, потом опять проверки, затем через неприметную дверь и вверх по узкой лестнице. Наверху за столом сидел охранник. Я назвал свое имя. Охранник проверил по списку, нашел мою фамилию, поставил галочку и пропустил меня. Я завернул еще за один угол, и мое путешествие закончилось. Президент сидел в отдельной трехуровневой гостиной и смотрел на меня через акры стекла, поверх столов человек на сто. Однако сейчас здесь было практически пусто. Единственные люди в этой комнате сидели вокруг одного из самых дальних столов на нижнем уровне. Я прошел в гостиную и спустился к ним. При моем приближении они вопросительно воззрились на меня. Шестеро мужчин, четверо женщин, все одеты для конной прогулки.
— Мистер Рикенбакер? — спросил я, обращаясь ко всем сразу.
— Да?
Рикенбакер оказался крупным мужчиной с густыми седыми волосами. Хотя он и сидел, было видно, что он высокого роста. Глаза его блестели — он носил контактные линзы. Лицо у него было бледное, гладкое, невероятно чисто выбритое.
— Я Эндрю Дуглас, — представился я.
— Ага. — Он встал и пожал мне руку, возвышаясь надо мной на добрых шесть дюймов. — Это мои друзья. — Он коротко показал на них, но представлять нас друг другу не стал. — Извините, у меня есть дело с мистером Дугласом. — Рикенбакер знаком велел мне следовать за ним и пошел по укрытым толстым ковром ступенькам в более укромное гнездышко, в маленькую комнату за гостиной.
— Тут такая чертова неразбериха, — со злостью сказал он, указывая мне на кресло. — Только Морган рассказал мне о беде, что случилась с Неррити, как его самого... — Он сокрушенно развел руками. — Мы пока не получали от похитителей никаких известий. Мы связались с полицией и здесь, и в Лондоне, и они будут расследовать исчезновение Моргана. Что вы об этом знаете?
— Ничего, — ответил я. — Расскажите мне.
— Выпить хотите? — спросил он. — Виски? Шампанское?
— Нет, спасибо.
— У нас тут есть служба по связям с общественностью, которая много что для нас делает. Понимаете, это неделя публичных мероприятий. У нас много гостей из-за океана. Приемы, пресс-конференции, спонсорские вечера. У нас есть почетные гости — Морган был одним из них, — для которых мы нанимаем транспорт, чтобы отвозить их со скачек в отели, на различные приемы, понимаете?
Я кивнул.
— Служба по связям с общественностью нанимает лимузины из прокатной фирмы. Конечно же, машины прибывают прямо с водителями. Фирма сообщает прокату, кого и куда отвезти, и прокат инструктирует водителей, понимаете?
— Да, — сказал я.
— Морган остановился в «Риц-Карлтон», понимаете? Мы поселили его там, это прелестное место. Ипподром взял расходы на себя. Морган планировал присоединиться к нам на приеме в Балтиморе позапрошлым вечером. Прием был организован для прессы... на наши скачки приехало много зарубежных спортивных корреспондентов, и я думаю, мы сделали все, что могли, чтобы они чувствовали себя уютно.
— М-м, — промычал я, начиная понимать. — Освещение спортивных событий по всему миру привлекает публику.
Он, чуть помедлив, кивнул:
— Может, мне не следовало говорить так прямо, но вся эта печатно-рекламная шатия создает бизнес, а бизнес создает работу, и чем больше поднимешь шумиху, тем больше выгода.
— Морган не приехал на прием, — продолжал Рикенбакер. — Мы ждали его... он заверил меня, что приедет. Я знаю — он намеревался сказать, что счастлив представлять здесь британский скаковой мир и рассказать прессе о некоторых планах Английского жокейского клуба на следующий год.
— Он собирался говорить? — спросил я. — То есть произнести речь?
— Да, разве это не ясно? У нас всегда есть три-четыре оратора на приеме для прессы, но речи очень короткие и неформальные, понимаете, просто несколько слов признательности. Что-нибудь вроде этого. Мы были удивлены, когда Морган не появился, однако не забеспокоились. Я сам был удивлен, что он не прислал никакой записки, но я не так хорошо его знаю. Мы познакомились только три дня назад. Я не знал, обязательный ли он человек, понимаете?
— Да, — ответил я, — понимаю.
Он провел крепкой рукой по седым волосам.
— Наша фирма передала в прокат, чтобы они забрали Моргана из «Риц-Карлтон» и отвезли его в «Харбор-рум» в Балтиморе. — Он помолчал. Балтимор ближе к этому ипподрому, чем Вашингтон, понимаете, потому большая часть представителей прессы остановилась именно в Балтиморе. — Он снова помолчал, дав мне время осознать сказанное. — «Риц-Карлтон» сообщает, что к регистрационному столу явился шофер и сказал, что ему назначено забрать Моргана. С регистрации позвонили Моргану. Тот спустился, сдал ключ и ушел вместе с шофером. Это все. Больше никто ничего не знает.
— А регистратор может описать шофера? — спросил я.
— Все помнят в точности только одно — что он был одет в шоферскую форму и фуражку. Говорил мало. С каким-то неамериканским акцентом, но в этом многоязычном городе никто не обращает особого внимания на акцент.
— Гм... — протянул я. — А что случилось с настоящим шофером?
— С настоящим? Нет, ничего не случилось. «Риц-Карлтон» сообщил, что прибыл второй шофер. Ему сказали, что Морган уже уехал. Шофер удивился, но не очень. При таком объеме работы, как у них, всегда бывает путаница. Он перезвонил в прокат, и ему дали другое назначение. В прокате сочли, что Морган уехал с приятелем и не сообщил им. Они отнеслись к этому философски.
За свои беспокойства они возьмут деньги с ипподрома, потому ничего не потеряют.
— Значит, никто не забеспокоился.
— Конечно, нет. Сотрудник службы по связям с общественностью утром позвонил в «Риц-Карлтон» — то есть вчера, — и с регистрации ему сказали, что ключ Моргана на месте и что он, наверное, уже уехал. Никто не тревожился, пока нам не позвонил ваш полковник Тэнсинг и не стал выяснять насчет возможного розыгрыша. — Он помолчал. — Я как раз завтракал дома.