— По-итальянски?
— Сам похититель итальянец.
Им это не особенно понравилось.
— Он говорит по-английски, — сказал я, — но в Англии он привлек к делу англичан, чтобы записать угрозы, а на нынешней пленке говорит американец.
Вагнер поджал губы.
— Тогда послушаем сегодняшнюю пленку. — Он дал мне трубку и нажал несколько кнопок. — Этот звонок будет записан. Так же, как будут с этого момента записываться наши разговоры.
Я кивнул и позвонил Джерри Клейтону, который вторично прокрутил запись с голосом похитителя. Через усилитель кабинет Вагнера заполнил хриплый напористый голос. Оба полицейских слушали его с отвращением.
Я поблагодарил Джерри и повесил трубку. Вагнер протянул руку, не сводя взгляда с принесенных мной пленок. Я дал ему ту, что получил от Неррити.
Он сунул ее в плейер и запустил. Мерзкие угрозы по поводу Доминика — насчет отрезания пальцев, криков, насчет того, что тела не найдут, все это эхом гремело в кабинете. Лица Вагнера и Ставоски оба сначала застыли, затем стали задумчивыми и, наконец, убежденными.
— Тот же самый тип, — сказал Вагнер, выключая плейер. — Голоса разные, мозги одни и те же.
— Да, — сказал я.
— Позовите патрульного Росселини, — сказал он лейтенанту, и тот высунулся из кабинета и позвал. Патрульный Росселини, длинноносый, молодой, темноволосый, типичный американец, вспомнил о своих итальянских дедушках, чтобы прослушать третью пленку, И по ходу дела стал бегло переводить. Когда дошло до последней серии угроз Алисии, голос его дрогнул, и он замолчал, беспокойно оглядываясь по сторонам, словно ища, куда бы удрать.
— Что там? — спросил Вагнер.
— Этот тип говорит, — начал Росселини, расправив в ответ плечи, честно говоря, капитан, я лучше бы не стал этого повторять.
— Короче говоря, — пробормотал я, придя на подмогу, — этот тип сказал, что суки привыкли к кобелям, все женщины суки.
— То есть?.. — уставился на меня Вагнер.
— То есть, — ответил я, — эти угрозы делались нарочно для того, чтобы ее отец окончательно размяк. Похоже, они не собирались ничего такого делать. Похитители ничего такого не говорили самой жертве, даже насчет ежедневных побоев. Они держали ее в совершенном одиночестве.
Патрульный Росселини с благодарностью посмотрел на меня, и я рассказал Вагнеру и Ставоски большую часть того, что случилось в Италии и Англии и о том, как сходства в обоих случаях можно использовать сейчас. Они молча слушали меня с бесстрастными лицами, приберегая замечания и суждения на закуску.
— Давайте решим так, — наконец сказал Вагнер, пошевелившись в кресле. — Первое: этот Джузеппе-Питер скорее всего снял дом в Вашингтоне, поблизости от «Риц-Карлтон» где-то в последние восемь недель. Насколько я понимаю, это случилось, когда Морган Фримантл получил приглашение от Эрика Рикенбакера.
Я кивнул.
— Эту дату дал нам Жокейский клуб.
— Второе: похоже, в дело вовлечены еще пятеро-шестеро похитителей, все американцы, кроме Джузеппе-Питера. Третье: Джузеппе-Питер имеет внутренний источник информации в мире скачек, и потому он должен быть известен людям в этих кругах. И четвертое, — сказал он с оттенком мрачного юмора, — сейчас у Моргана Фримантла наверняка уши вянут от Верди.
Он взял фоторобот Джузеппе-Питера.
— Мы весь город наводним этими снимками, — сказал он. — Если даже ребенок Неррити узнал его, то и любой сможет узнать. — В его не слишком ласковой улыбке явно виднелись ядовитые клыки. — Это только дело времени, — сказал он.
— Но... ну... — неуверенно замялся я, — вы же, конечно, понимаете, что, если он увидит, как близко вы к нему подобрались, он убьет Моргана Фримантла. Насчет этого я не сомневаюсь. Убьет и закопает. Для маленького Доминика он устроил могилу, которую пришлось бы искать много лет.
Вагнер задумчиво посмотрел на меня.
— Вы боитесь этого Джузеппе-Питера?
— Как профессиональный враг — да, он меня пугает.
Оба молчали.
— Он держит себя в руках, — сказал я. — Он думает. Планирует. Он нагл. Я не верю, что этот человек пошел на такое преступление, не подготовив себя к убийству. Джузеппе-Питер убьет и смоется, если убить будет необходимо. Я не думаю, что он будет убивать Фримантла медленно, как угрожает тот голос на пленке. Но убить быстро, чтобы снизить расходы, и сбежать да, могу об заклад побиться.
Кент Вагнер посмотрел на свои руки.
— А вам не приходило в голову, Эндрю, что этот Джузеппе-Питер может малость недолюбливать лично вас?
Я удивился, что он назвал меня не по фамилии, но с благодарностью принял это за признак зарождающегося рабочего сотрудничества, и потому соответственно ответил:
— Кент, я не думаю, что он подозревает о моем существовании.
Он кивнул, на лице его была улыбка. Связь была установлена, общность позиции подтверждена.
Похитители молчали, члены Жокейского клуба, с которых должны были собрать выкуп, возмущались, мировая спортивная пресса бесновалась. Воздух прямо дрожал от многочасовых взбудораженных разговоров, но тем не менее всю ночь никто ничего не предпринимал. Я поехал на завтрак для прессы со спокойной совестью и легким сердцем, надеясь увидеть Алисию.
Когда я приехал, вестибюли скакового клуба были уже забиты, децибелы аж зашкаливало. Многие сидели со стаканами апельсинового сока, у других на плече торчала длинноносая камера. Повсюду расхаживали, охотясь за эксклюзивными интервью, спортивные репортеры, болтали, держа ушки на макушке, чтобы слушать разговоры у себя за спиной. По большей части все друг друга знали и походя похлопывали по плечам. Тренеры собирали вокруг себя маленькие стихийные пресс-конференции, репортеры тянули шеи, чтобы не пропустить чего-нибудь важного. Вокруг стояли владельцы лошадей с самодовольным либо обалделым видом — в зависимости от того, насколько часто они бывали на такого рода вечеринках. И повсюду, как газели в стаде, стояли невысокие хрупкие создания, закинув голову и возведя очи горе.
— Апельсиновый сок? — сказал кто-то, протягивая мне стакан.
— Спасибо.
Я не мог найти ни Рикенбакера, ни кого другого знакомого. Алисии тоже. Все газели в этом стаде были мужеска пола.
Я побродил, понимая, что без нее мне тут делать нечего, но все же мне казалось, что она вряд ли упустит возможность занять свое место среди равных.
Я знал, что она приняла приглашение от ипподрома — ее имя стояло в списке жокеев на доске объявлений. Ей предстояло скакать на Брунеллески. Я просмотрел список, потягивая апельсиновый сок. Четырнадцать лошадей. Три из Англии, одна из Франции, одна из Италии, две из Канады, две из Аргентины, остальные местные. Алисия, похоже, была единственной девушкой-жокеем.