— Жорж, сколько тебе лет?
— Девятнадцать, милорд.
— Как ты быстро вырос. В моем возрасте немудрено потерять счет времени…
Он робко улыбнулся. Наверное, ему хотелось сказать, что лишь немногие люди могут позволить себе такую роскошь. Я налил ему крепкого вина, потом плеснул себе, снял крышку с блюда, в котором лежал соленый миндаль, и ложкой насыпал понемногу в два блюдца. Поставив бокал и блюдце на столик рядом с Жоржем, я уселся и пригубил вино. Он принял это за разрешение сделать то же самое.
— Ну, что думаешь?
— Вино сухое, милорд. И крепленое.
Я подождал. Жорж покрутил жидкость в бокале с видом человека, который что-то смыслит в дегустации вин, снова отпил и, не глотая, губами втянул воздух.
— Испанское, хранилось в дубовой бочке.
— Молодец!
Жорж покраснел и выдержал паузу, чтобы опять случайно не заговорить одновременно со мной. Конечно, ему бы не хотелось, чтобы его перебивали. Я даже подумал дать ему высказаться, но в конце концов поднял руку, пока он не успел начать.
— Ты заготовил речь?
Жорж смутился.
— Да.
— Выбрось ее из головы. Скажи прямо.
— Мы с Элен любим друг друга. Я буду почтен сверх всякой меры, если вы позволите мне ухаживать за ней — под должным надзором, разумеется.
Похоже, я оказался не вполне готов к столь прямому заявлению.
— Вы же виделись только один раз!
— Три раза, милорд. — Он виновато развел руками. — Второй раз — два года назад на приеме у сира д’Аламбера. Третий — минувшим месяцем на винной ярмарке.
— Разве трех встреч достаточно, чтобы пробудить любовь?
— Мы переписывались. После смерти… — Жорж умолк, обдумывая, что сказать дальше. — После похорон вашей жены… вашей первой жены… я написал Элен и принес свои соболезнования. Она ответила мне очень милым и грустным письмом. Я написал вновь — и она вновь ответила. С тех пор мы переписываемся. — Он пожал плечами, как бы говоря, что именно так и рождается любовь. В этом он был прав. Общая боль, как и общая радость, в равной мере благоприятствует пробуждению чувств между мужчиной и женщиной. Я попытался вспомнить ту пору после похорон Виржини и представить свою девятилетнюю дочь, — именно столько ей тогда было, — за перепиской с двенадцатилетним мальчиком, которого она едва знала. Красивым и аккуратным почерком, доставшимся ей от матери, она выводила на бумаге слова, затем ждала ответа, читала его, писала снова…
— Сколько писем?
— Сотни, милорд. А то и больше.
Значит, они делились друг с другом всеми переживаниями и воспоминаниями. Это изрядно осложняло дело.
— Она еще очень юна, — сказал я и сразу поднял руку, чтобы предупредить любые возражения. В семнадцать моя дочь уже считала себя женщиной, разумеется. Если он тоже считал ее женщиной, а может, не просто считал, но уже и успел что-нибудь предпринять, знать мне это не хотелось. Но разве отцам не положено задавать подобные вопросы? — Я должен все хорошенько обдумать.
— Милорд… — Жорж встал и поклонился.
Быть может, мне стоило сразу ему отказать. Может, так было бы справедливей. Жорж, без сомнения, прочел в моем ответе совсем не то, что я задумывал. Подняв бокал, он осушил его и, не притронувшись к миндалю, жеманно поклонился на прощанье — чем испортил все впечатление о нашей встрече. Юноша, рожденный в знатной семье, сел бы на место, допил вино и продолжал бы беседу до тех пор, покуда я сам не начал бы с ним прощаться.
Шерсть на загривке Тигрис встала дыбом, когда он повернулся к двери: быть может, своими незрячими глазами она разглядела в этом юноше нечто неприметное, ускользнувшее от моего внимания. Все ее мышцы напряглись, и она слегка оскалила зубы. Жорж от волнения ничего не заметил.
— Милорд, я вас не разочарую!
— В каком смысле?
— Я всегда восхищался вашей семьей. Всегда мечтал… — Он умолк, осмотрелся по сторонам и приметил маленький силуэтный портрет Лорана в овальной рамке. — У меня нет братьев и сестер. Я — сын единственного сына.
— Лоран стал бы тебе братом?
Он кивнул.
— Вот именно. Младшим братом, которого у меня никогда не было.
Его ликующий тон меня насторожил. Жорж говорил как офицер, которому удался весьма смелый и рискованный маневр. Или, быть может, я вообразил это, чтобы как-то оправдать закрадывавшиеся в душу сомнения.
— Не говори ничего Элен.
— Милорд, ей известно о моем визите. Она ждет вашего ответа.
— Так она все знает?
Жорж удивился.
— Милорд, она сама предложила приехать. Отец считает, что я должен выждать еще год, и я с ним согласен, но Элен хочет как можно скорей сыграть свадьбу. Я думал дождаться открытия нашей новой конторы в Бордо:
тогда я стану полноправным партнером отца… И у меня уже есть дом, — поспешно добавил он, хотя я ничуть не сомневался в его способности обеспечить мою дочь. Подозреваю, он догадывался, что Элен унаследовала от матери немалое состояние. Если бы Жорж не сумел обеспечить ее до брака, то уж после свадьбы, получив доступ к этим богатствам, он бы прекрасно справился со своими обязанностями.
— Как я уже сказал, мне надо подумать.
Приняв это за прощание, Жорж поклонился и вышел из кабинета. Тигрис выждала секунду, неторопливо встала с пола, потянулась, сперва округлив спину, а затем подняв плечи, и пошла к двери. Она толкнула ее носом и шагнула в коридор. Слуги давно привыкли к тигрице: одни обходили ее стороной, другие просто прятались. Она вышла за Жоржем из дома: в окно я видел, что она стоит на лестнице и наблюдает, как он забирается в седло.
Конь, завидев тигра, встал на дыбы и сбросил наездника.
Жорж, багровый от ярости, встал и замахнулся хлыстом на Тигрис… Жизнь ему спасло здравомыслие. Я забыл написать, что за год до моего отъезда на Корсику она убила садовника, который пробрался в замок и успел дойти до лестницы между моим кабинетом и спальней на третьем этаже. Ему не полагалось там находиться. Когда я подчеркнул это, все слуги согласились, что садовник наверняка хотел что-то украсть, а Тигрис ни в чем не виновата. Она бы убила и Жоржа, ударь он ее. Однако юноша не потерял головы даже в гневе и вовремя одумался.
Резко повернувшись, он хлестнул своего коня. Тот встал на дыбы и заржал от боли. Жорж хлестнул его вновь. К ним подбежал конюх, а Тигрис спокойно отвернулась и пошла в замок: дескать, я свое дело сделала. Так и было. Мои подозрения насчет Жоржа оправдались. Однажды он поступит так и с моей дочерью, если они поженятся. Она красивая, сильная и своевольная, а он слаб. Не говоря уже о том, что многие мужчины считают подобное обращение с женами и любовницами в порядке вещей. Я знаю и таких, кто в первую брачную ночь избивал своих жен до полусмерти, дабы те поняли, что их ждет в случае проступка. Одна жестокая порка в самом начале поможет избежать подобных мер в будущем — если, конечно, такова ваша цель. Что до меня, я никогда не бил ни своих жен, ни любовниц, ни дочь. Просто не видел в том нужды. И я знал, что никому не позволю поступить с Элен так, как Жорж поступил со своей лошадью.