Шарлотта ничуть не была удивлена, когда во время разговора глаза Фанни кого-то искали, и тогда в них появлялось теплое мерцание, а румянец вспыхивал еще ярче. Девушка знала, что Герберт Фитцгерберт где-то рядом, за ее спиной.
Поэтому никто из них не удивился, когда через несколько минут молодой политик присоединился к ним, чтобы тоже говорить о чем-то пустячном и не имеющем значения. Его открытое лицо отражало радость и полное согласие с тем, что слова — ничто, а мысли — главное.
— Как мило, что миссис Рэдли снова меня пригласила, — сказал он, обращаясь и к Шарлотте, хотя та прекрасно понимала, что в данный момент ей выпала роль всего лишь компаньонки, дуэньи, дающей молодым людям перекинуться словом, не нарушая этикета. — Она честна во всем, не правда ли?
Фанни с улыбкой посмотрела на него, но не робко, сквозь опущенные ресницы, а прямо. Она была слишком честна в своих чувствах. Ее широко открытые глаза блестели, на щеках горел румянец.
— Да, — согласилась она, однако Шарлотта не была уверена, что Фанни поняла, что Герберт имел в виду. Ведь никто ни словом не обмолвился о выборах в парламент и о том, что Рэдли и Фитцгерберт — соперники.
— Вы когда-нибудь беседовали с лордом Энстисом? — продолжил разговор молодой человек. — Он один из самых интереснейших людей, которых я когда-либо знал. Я всегда с удовольствием слушаю его. Приятно, когда люди, с которыми следует быть любезным и которым выражаешь свое восхищение, достойны и заслуживают этого. — Он не сводил глаз с Фанни.
Девушка чувствовала его взгляд, но старалась смотреть на бокал в руке Шарлотты, по сути даже не видя его.
— Очень мало, — призналась она. — Он, кажется, хорошо знает искусство, не так ли?
— Величайший его знаток и ценитель, — ответил Герберт. — Как жаль, что я не могу повторить вам все, что он говорил. Его мнение и оценки были чрезвычайно интересны — почти обо всем.
— Пожалуйста, не пересказывайте, — быстро остановила его Фанни. — Я предпочла бы услышать ваше собственное мнение. — Сказав это, она испугалась, что была чересчур смелой, и поскольку для нее самым важным было знать, что он думает о ней, она так отчаянно покраснела, что ей пришлось отвернуться.
— Вы очень любезны, — тихо сказал Фитцгерберт. — Боюсь, что я не выдержу сравнения с ним.
— Я не знаю, что смогла бы ответить человеку, который знает все, — ответила Фанни с робкой улыбкой. — Я бы чувствовала себя подавленной.
— Ну что вы…
— Да, но я ни за что не показала бы этого, — ответила Фанни, обретая какую-то долю своей смелости.
Фитцгерберт весело рассмеялся.
— Это значит, что мне никогда не узнать, произвел я на вас впечатление или нет?
— Надеюсь, что никогда.
Так они мило пикировались, скрывая за малозначащими словами подобие легкого флирта, который так часто возникает на званых вечерах, когда двое нравятся друг другу. Но в глубине их что-то зрело и креп-ло, взгляды были красноречивей невысказанных слов, менялись интонации голоса и выражение лица; смех внезапно сменялся смущением, затем горьким сознанием непрочности всего, что с ними происходит, и внезапной нежностью друг к другу, острым ощущением радости и новизны. За всем этим, однако, прятался страх, предвестник неминуемой боли и разочарования.
Когда к ним присоединилась Оделия Морден, бледная, с крепко зажатым в пальцах бокалом, Шарлотта, к своему великому удивлению, почувствовала острую жалость к бедняжке. Она не любила Оделию и считала ее холодной и надменной. Теперь, увидев ее лицо, Шарлотта не сомневалась в том, что Оделия знает о своем поражении. Это еще не свершившийся факт — она все еще помолвлена с Фитцгербертом, и разрыв с нею был бы ударом по его честолюбивым планам. Но, услышав его смех, почувствовав магию его обаяния, мисс Морден поняла, что таким он с нею никогда не был. Это открытие причинило нестерпимую боль. Оделия была настолько потрясена, что на мгновение утратила свою естественную способность не уступать без боя.
Встретившись взглядом с побледневшей и все понявшей Фанни, она не сразу отвела глаза. Какое-то время они смотрели друг на друга, и для них перестала существовать оживленная праздничная толпа гостей — даже Герберт, ставший вдруг расплывчатой тенью. Обе реально ощутили, как что-то произошло. Впервые в своей жизни молодой политик оказался заложником собственных чар, которые столь щедро дарил, порождая надежды и мечты, теплоту отношений, спасение от одиночества и полное понимание. Эти дары были столь драгоценны, что утратить их казалось невозможным, невзирая на реальность.
Оделия вдруг узнала то, чего не знала раньше, но, поняв это, уже не могла уберечь то, что имела.
Фанни стало ясно, что она полюбила чужого нареченного и теперь не способна полюбить никого другого. Девушка прекрасно понимала, что она не его круга и честолюбивые планы Фитцгерберта делают их союз невозможным. Если он откажется от Оделии, ему это не простят.
Знал это и Герберт, но не собирался с этим соглашаться. Лишь чувство вины слегка тревожило его, когда он, пока еще безотчетно, подумал о том, как поступает с Оделией. Но он не позволил этому чувству взять власть над собой.
Так, словно застыв, они стояли вчетвером, пока Шарлотта, наконец не выдержав, не стала о чем-то говорить, чтобы рассеять атмосферу смущения и боли, хотя знала, что никто не слушает ее и ее слова всем безразличны.
В этот момент Регина Карсуэлл, неосторожно сделав шаг назад, нечаянно толкнула кого-то и обернулась, чтобы принести свои извинения.
Испуганные глаза Фанни увидели за ее спиной судью Карсуэлла.
— Простите, мне очень жаль, — поспешно извинилась миссис Карсуэлл. — О… мисс Хиллард, не так ли? Как приятно встретить вас снова.
Фанни, судорожно вздохнув, почувствовала, как кровь отлила у нее от лица.
— Д-д-добрый вечер, миссис Карсуэлл, — промолвила она и внезапно раскашлялась, словно поперхнулась. — Добрый вечер, мистер Карсуэлл, — наконец промолвила она.
— Добрый… добрый вечер, мисс Хиллард, — с усилием неловко произнес Карсуэлл. — Рад познакомиться… да, познакомиться с вами…
Регина с удивлением посмотрела на растерявшегося мужа, не понимая причины подобной его неловкости.
— Прошу извинить меня, мисс Хиллард, я, кажется, наступила на подол вашего платья. Видимо, я оступилась, — снова обратилась она к Фанни.
— Что вы, что вы, — быстро возразила та. — Вы ни в чем не виноваты. Это я была неловкой. Не знаю, что со мной случилось.
— Возможно, здесь очень душно, — поспешила помочь ей Шарлотта, оглядывая туго затянутый корсаж платья Фанни и живо представляя себе, как ее горничная, упершись ногой в столбик кровати, затягивает его до отказа. — В саду сейчас хорошо, а до ужина осталось еще несколько минут.
— О, спасибо, вы очень добры, — ухватилась Фанни за предлог исчезнуть. В ее глазах, глядящих на Шарлотту, была нескрываемая благодарность. — Это то, что мне нужно. Немножко свежего воздуха.