– Ребята, простите меня за то, что втравил вас во всю эту историю. Боже, каким же я оказался дураком! Где были мои глаза? О чем думала голова?
– Товарищ генерал-полковник, давайте прекратим самобичевание! – строго урезонил Лев. – Будем исходить из того, что безвыходных положений не бывает. Поэтому нам лучше подумать о том, как выйти из этой ситуации.
– Спасибо, Лева! – Смирнов слабо улыбнулся. – Замечание принял. А твою мысль одобряю полностью.
В течение получаса размявшись и расходившись, узники каюты неизвестного им судна наконец-то смогли определить, что сейчас раннее утро, и, насколько можно было судить по восходящему солнцу, плыли они в южном направлении. Поскольку в ресторан они зашли уже в начале пятого, то в пути наверняка были не менее двенадцати часов. Посмотрев в иллюминатор и некоторое время понаблюдав за бегом мелких волн, уже вполне различимых в утреннем тумане, Алексей Юрьевич негромко сообщил:
– Узлов тридцать пять идем, а то и сорок…
– Это сколько в километрах? – делая приседания и махи скованными руками, уже вполне спокойно спросил Крячко.
– Около шестидесяти-семидесяти в час, – тоже усиленно массируя и разрабатывая мышцы, откликнулся тот. – Похоже, очень скоро сюда кто-то должен прийти. На этот случай нам стоит создать видимость того, что мы все еще размагничены, не в состоянии даже двигаться.
Вскоре за дверью каюты послышались чьи-то тяжелые шаги. Кто-то спускался сверху по металлической лестнице. В двери клацнул замок, и на пороге в сопровождении двоих верзил появился улыбающийся Мохнатов. Войдя в каюту, он остановился, с недоумением глядя на лежащих на полу и еле двигающихся пленников.
– Что, еще не оклемались? – пройдясь по помещению и бесцеремонно толкая ногами лежащих на полу, поинтересовался «соотечественник». – Мать ее так, эту Христку хренову! Перебавила, дура, как только не загнулись все трое? Ладно, отходите, я позже зайду.
– Гриша, крестник, что происходит? Куда нас везут? – приподняв голову, чуть слышным, стонущим голосом спросил Смирнов.
– Грязная свинья тебе крестник, старый кретин! – скривившись, злобно пролаял в ответ Мохнатов. – Запомни, пока еще жив: нет больше Григория Мохнатова, а есть воин Аллаха и его пророка Мухаммеда – Абдулла Бахри. Понял? А везут тебя и этих двоих придурков в гости к уважаемому Шихабуддину, о котором ты посмел очень неуважительно высказаться на этой вашей тупой тусовке. Скажу сразу: в сравнении с тем, что вас там ждет, сожжение заживо – легкая забава.
– Как же ты мог предать память своего отца, память своих предков? – все тем же чуть слышным голосом вопросил Алексей Юрьевич. – В сравнении с тобой и Иуда – святой человек. Не боишься того, что будет ждать тебя ТАМ, куда ты, думается мне, очень скоро можешь уйти?
– Ты мне угрожаешь, старый осел? – язвительно хохотнул Мохнатов.
– Что ты!.. Как я могу угрожать, будучи отравленным, обессиленным, со скованными руками? Нет, я не угрожаю. Я лишь думаю о том, что в мире есть высшая справедливость, и она – я в этом уверен – рано или поздно явит себя во всей мощи. Она покарает солгавшего и предавшего, она уничтожит подлеца и лицемера…
– Хватит языком чесать! – раздраженно заорал Мохнатов. – Нашелся мне тут моралист. А кто предал моего отца, кто накатал на него «телегу» в КГБ? Кто про него сказал, что он продавал секреты американцам? Разве не ты?! Ведь, как только его арестовали, ты сразу же получил полковника. Так кто из нас тут Иуда? А он после этого и месяца не прожил – не выдержало сердце!
– Ты – копия своего дяди Аркадия, лицемера и шкурника. – Глядя в потолок, Смирнов говорил с горькой усмешкой. – Он всю жизнь завидовал Вадиму, втайне ненавидел его, писал на него доносы. Я Вадьку предупреждал: Аркашка – мразь, неспособная ценить добро и отзывчивость. И чем больше ты ему помогаешь, тем сильнее он тебя ненавидит. А он не верил. А Аркашка ненавидел его уже за то, что он женился на Фаине, твоей матери. Он же, только похоронили Вадима, уже на следующий день прибежал к ней свататься.
– Ты хочешь сказать, что это дядя Аркадий сгубил моего отца? – В голосе Мохнатова сквозили глумливые нотки. – В жизни не поверю!
– Не верь… Только это он и донос на него накатал, и, чтобы не было осечки, как это уже случалось ранее, подкинул Вадьке в портфель пачку долларов. Ты думаешь, почему твоя мать за Аркашку так и не вышла? Она чувствовала, что во всем виноват именно он. Он же и тебя прикармливал, чтобы ты помог ему добиться расположения Фаины.
– Врешь! Врешь! Это все вранье! – побагровев, заорал Мохнатов.
– Я вру? – Смирнов тихо рассмеялся. – Самое интересное здесь то, что ты прекрасно знаешь о том, что сказанное мною – правда. Уверен: ты ведь и раньше знал, кто виновник неприятностей твоего отца. Но тебе было выгоднее этого «не знать». Сначала этому способствовали Аркашкины шоколадки, потом коньки, потом – велосипед, потом видик с порнушкой… Это ж он тебе его подарил?
– Да, это правда, – разом успокоившись, ухмыльнулся Мохнатов. – Да, я все знал. Да, дядя мне был ближе, чем отец. Он знал толк в жизни и не разводил слюни на темы праведности и патриотизма. И мне вчера доставило большое удовольствие развести тебя как лоха, прикинувшись ностальгирующим кретином. Ты даже не представляешь, как я смеялся в душе, наблюдая за твоими слезливо-занудными воспоминаниями…
– А она у тебя есть? Ну, душа? – не скрывая сарказма, спросил Алексей Юрьевич.
– Да пошел ты! – презрительно огрызнулся Мохнатов. – Если бы не приказ уважаемого Шихабуддина, я бы прямо сейчас с удовольствием выкинул тебя за борт рыбам на корм. Ну, ничего, очень скоро я смогу насладиться лицезрением того, как с тебя заживо сдирают шкуру.
Хлопнув дверью, он снова запер ее на замок и быстро ушел наверх.
– В общем, ребята, как вы поняли, да в чем теперь убедился и я сам, это из мрази мразь, – поднимаясь на ноги, констатировал Смирнов. – Как и все его здешние подельники. И чикаться с подобной швалью нет никакого резона. Эти уроды подлежат уничтожению. Полному и беспощадному.
Сидя на полу по-турецки, Стас невесело усмехнулся:
– Абсолютно с вами согласен, Алексей Юрьевич, но у нас и оружия никакого, да и руки в «браслетах»… И под ногами, как назло, не видно ни куска проволоки, ни ржавого гвоздя… Блин!
– С наручниками мы прямо сейчас разделаемся, – усмехнулся тот. – Ну-ка, с правой стороны в вороте моего пиджака пальцами пощупай – там должна быть отмычка для наручников.
– Вот это мне больше нравится! – заулыбался Крячко. – Сейчас руки вперед перемещу, и тогда все пойдет как по маслу.
Он лег на спину и, закусив губу, с побагровевшим лицом отчаянным усилием пропихнул самого себя в тесный промежуток, образованный руками и наручниками. Затем настал черед ног. Когда пятки наконец-то миновали перемычку наручников, стягивающих запястья, Стас несколько мгновений лежал, обессиленно вытянувшись на полу. Затем, поднявшись на ноги, помял пальцами правый лацкан пиджака Смирнова и сразу же ощутил что-то твердое, скрытое меж слоев ткани. После некоторых усилий он смог разорвать нитки и извлек замысловато изогнутый металлический стерженек чуть длиннее спички.