– А личная неприязнь? – предположил Крячко.
– Ну, знаете, могу поклясться, что никто в фонде не испытывал ко мне такой неприязни, чтобы пойти на откровенный подлог!
– Да, вы правы, для такого нужны аргументы посерьезнее, – поддержал бывшего главбуха Гуров. – А для чего вы приходили к Амосову в прошлом месяце?
Альметьев надулся и принял обиженный вид, хотя вопрос был вполне нормальным и резонным. Он затряс коротенькой ножкой и забарабанил пальцами по столу. Потом, поняв, что отвечать все равно придется, буркнул:
– Я хотел восстановить справедливость!
– Но ведь прошло уже около двух лет! – заметил Гуров. – Эмоции и обиды должны были поутихнуть. Я бы понял, если бы вы сделали это сразу после увольнения. Но вы ждали два года, а потом вдруг решились. Наверное, появились какие-то факты, которые сподвигли вас на этот шаг? И факты эти не слишком приглядны, поэтому вы и ушли вдруг в молчанку, хотя до этого вопроса говорили очень охотно.
– Вам не откажешь в психологических навыках, – польстил Гурову Альметьев.
– Что выросло, то выросло, – машинально бросил тот. – Так что скажете, Сергей Геннадьевич?
Альметьев повздыхал, покрутил головой…
– Да не разбегайтесь, прыгайте! – выдал вдруг Крячко одну из излюбленных фраз Гурова наряду с «что выросло, то выросло».
Альметьев, который ранее, видимо, не слышал ничего подобного, отлично понял смысл фразы и сказал:
– Я провел некоторую проверку и пришел к выводу, что в бухгалтерии благотворительного фонда не все чисто.
– Вот как? И как же вам это удалось?
– Ну что ж, переходим к самой неприятной части беседы, – снова вздохнув, медленно произнес Альметьев. Снял очки, протер вынутым из кармана брюк носовым платком и водрузил обратно. – Я понимаю, что все это действительно выглядит не слишком красиво, но мной двигали благородные порывы!
– Оставьте! – махнул рукой Крячко. – Вами двигали нереализованные амбиции и обиды. И давайте поменьше высоких слов, не люблю я их! – И не без самодовольства добавил: – Не думайте, что только Лев Иваныч у нас штатный психолог, мы тоже не лыком шиты!
– Мне удалось проникнуть в базу данных фонда «Надежда»! – понизив голос, пояснил Альметьев.
– Ничего себе заявленьице! – аж присвистнул Гуров. – И как же вам это удалось?
– С помощью одного хакера. Мне, конечно, пришлось ему заплатить, и он вскрыл компьютер со всей бухгалтерией. Я все просмотрел, и мне многое стало ясно. Если вы будете настаивать, чтобы я открыл вам фамилию хакера, сразу должен вас разочаровать. Во-первых, я ее не знаю, а во-вторых, если бы и знал…
– …то немедленно бы сказал! – закончил за него Крячко с самой искренней улыбкой.
– Шутите, – проворчал Альметьев. – А мне вот не до смеха!
– Да какие тут шутки! – с самым серьезным видом произнес Гуров. – Это не просто «выглядит не слишком красиво», это преступление!
– Лева, давай сейчас не будем об этом, – попросил Крячко, который куда более лояльно относился к такого рода преступлениям, если они могли пролить свет на проводимое им расследование. В данном случае полковник Крячко очень рассчитывал на показания Альметьева, поэтому вежливо попросил:
– Будьте добры, продолжайте, пожалуйста.
– Расскажите о механизме мошенничества, – вставил Гуров.
– Самого механизма мне понять не удалось, – признался Альметьев. – Я только понял, что со счета фонда переводится одна сумма, а на указанный поступает совершенно другая.
– То есть кто-то отрезает себе кусок? – сформулировал Крячко.
– По всей видимости, так, – кивнул Альметьев. – И вот что самое интересное: нынешний главбух не может не быть в курсе. Я вскрывал компьютер, которым он непосредственно пользуется.
Гуров задумчиво переглянулся с Крячко.
– Лева, нужно устроить проверку в этом фонде! – тут же предложил Крячко.
– Неплохо бы, но мы не обладаем для этого достаточными полномочиями, – пожал плечами Гуров. – Мы совсем из другого ведомства. Да и потом, на каком основании? На основании действий хакера, совершенно незаконно проникшего в посторонний компьютер? Ты же понимаешь, что мы за подобные штучки погоны на стол положим!
– Лева… – Крячко преданно смотрел в глаза друга. – Мы ведь не всегда действуем как официальные лица…
Гуров поморщился. Ему не нравился этот разговор, не нравилось, что Станислав завел его в присутствии Альметьева, совершенно чужого человека. Что, Станислав с ума, что ли, сошел, выставляя их в его глазах как злостных нарушителей? Конечно, порой Гурову приходилось идти на какие-то нарушения закона. Как, например, в случае с проникновением в квартиру Никиты Маринова. Надо признать, что чувствовал он себя в таких случаях не очень хорошо, но ради пользы общего дела порой наступал себе на горло. Сейчас же он не хотел таким образом вмешиваться в дела фирмы Амосова, тем более что сведения они получили от человека с подмоченной репутацией, да и методы добывания им этих сведений Гуров не одобрял.
– И с этими данными вы пришли к Амосову? – спросил он Альметьева, желая свернуть неприятную тему.
– Да, – подтвердил тот. – Я хотел раскрыть ему глаза и дать понять, как он ошибался в случае со мной!
– И как же отреагировал досточтимый Николай Николаевич? – полюбопытствовал Крячко.
– Увы, он мне не поверил, – печально произнес Сергей Геннадьевич.
– А вы что же, не представили ему доказательств? – удивился Станислав.
– Помилуйте! – с укоризной взглянул на него Альметьев. – Как я мог это сделать? Это означало признать, что я шпионил! Да Амосов после этого вообще не стал бы меня слушать! Просто я попытался осторожно намекнуть, что не мешало бы ему лично проверить все счета. И даже предложил собственную помощь. Но Амосов не воспринял меня всерьез. Он решил, что мною руководят обида и зависть. Ну вот почти как вы, – обратился он к Крячко.
– Ну вы уж не обижайтесь, Сергей Геннадьевич! – примирительно сказал Крячко. – Это я просто чтобы немного ваш пафос снизить! На самом деле я отлично вас понимаю, поверьте! – И посмотрел на Альметьева проникновенным взглядом.
Гуров перехватил этот взгляд, и что-то в нем ему не понравилось. Не понравился слишком невинный вид, с которым Станислав сидел и моргал глазами, как непорочное дитя. Гуров слишком хорошо знал Крячко, чтобы пропустить такую деталь.
«Ладно, потом спрошу, что он задумал», – решил Лев.
Альметьев тем временем вытирал платком пот, струившийся на лоб. Сергей Геннадьевич явно глубоко переживал то, о чем сейчас рассказывал. Наверняка мысленно вновь и вновь прокручивал в голове сцену беседы с Амосовым, заново переживал стыд и позор…
– Словом, он выставил меня за дверь, – со вздохом закончил он свой рассказ.