— Они придут только потому, что никто другой их не позвал. Ни один нормальный человек никогда не пригласит эту парочку в гости!
— Дай мне вон тот кусок сыра.
— Ты ведь пошутила, правда?
— С Энрике они поладят.
— Да ноги этого Энрике больше в Штатах не будет, если он познакомится с Андервудом. Митч ненавидит все и всех: город, штат, демократов, республиканцев, независимость, чистый воздух, все на свете! Скучнее и противнее этого типа просто быть не может! А когда напивается, его за два квартала слышно.
— Успокойся, Лютер. Назад пути нет. Кстати, о выпивке. Я не успела купить. Придется ехать тебе.
— Не желаю выходить из дома.
— Придется. И потом, где снеговик? Что-то я его не заметила.
— Снеговика ставить не буду. Я уже говорил.
— Нет, будешь!
Тут снова зазвонил телефон, и Нора схватила трубку.
«Кто на этот раз? — мрачно подумал Лютер. — Как бы еще хуже не вышло».
— Блэр, — сказала Нора. — Да, дорогая?
— Дай я сам с ней поговорю, — пробормотал Лютер. — Скажу, чтобы возвращались в Перу.
— Вы уже в Атланте? Замечательно! — Пауза. — А мы, мы просто готовим, жарим, парим к празднику. — Пауза. — Да, милая, и мы тоже! Тоже ждем не дождемся! — Пауза. — Да, конечно, я делаю твой любимый торт с кремом и карамелью. — Нора покосилась на Лютера, в глазах светился ужас. — Да, деточка, будем в аэропорту ровно в шесть! Люблю, целую!..
Лютер взглянул на часы. Уже три.
Нора повесила трубку и сказала:
— Мне нужны два фунта карамели и баночка крема из алтея.
— Я закончу с елкой, украшений явно не хватает, — сказал Лютер. — По магазинам в этой толчее бегать не собираюсь.
Секунду-другую Нора задумчиво грызла ноготь. Это означало, что у нее созревает новый план действий. Вполне детальный и прекрасно учитывающий все аспекты подготовки к празднику.
— Значит, так, — сказала она. — Украшать закончим в четыре. Сколько времени уйдет на установку снеговика?
— Три дня.
— В четыре я еще раз поеду по магазинам, а ты в это время будешь ставить снеговика. А в промежутках мы будем заглядывать в телефонную книгу — может, пригласим еще кого-нибудь.
— Только никому ни слова, что к нам придут Андервуды.
— Помолчи, Лютер!
— Копченая форель под соусом «Митч Андервуд». Самое крутое на Хемлок-стрит блюдо!
Нора поставила диск Синатры, и на протяжении двадцати минут Лютер развешивал на елке Трогдона игрушки, а Нора расставляла свечи, керамических Санта-Клаусов и украшала камин пластиковыми ветками падуба и омелы. Довольно долго они не произносили ни слова. И вот наконец Нора расколола лед молчания ради очередной инструкции:
— Эти коробки не мешало бы снести на чердак.
Возможно, самым ненавистным для Лютера моментом Рождества было перетаскивание коробок с чердака в гостиную и обратно на чердак по скрипучей лестнице. Сначала надо было подняться на второй этаж, потом втиснуться в узкий коридорчик между двумя спальнями; затем пристроиться и повернуться так, чтобы подняться вместе с коробкой — обычно очень большой — по шаткой лестнице до люка на чердак. Что подниматься, что спускаться — одинаково неудобно. Просто чудо, что за все эти годы он не получил ни одного серьезного повреждения!
— Ну а потом принимайся за снеговика! — командирским тоном велела Нора.
Сама она принялась за преподобного Забриски и выбила у него обещание заскочить хотя бы на полчасика. Потом Лютера едва ли не под дулом пистолета заставили звонить секретарше Докс. И он мучил бедняжку до тех пор, пока она не согласилась заехать на несколько минут. Докс была замужем целых три раза, в данный момент в браке не состояла, но у нее всегда имелся дружок. Итак, их двое, плюс преподобный отец и миссис Забриски, плюс семейка Андервуд. По самым оптимистичным расчетам получалось восемь человек, да и то, если все придут в одно время. Плюс сами Крэнки, Блэр и ее Энрике — получается двенадцать.
Услышав это «двенадцать», Нора едва не зарыдала. Да в их огромной гостиной в канун Рождества — это все равно что трое!
Увы, делать было нечего. Она позвонила в две свои любимые винные лавки. Первая уже закрылась, до закрытия второй оставалось каких-то полчаса. В четыре Нора вылетела из дома, оставив Лютеру массу распоряжений. И тот уже начал подумывать о том, что стоит наведаться в подвал, где спрятан коньяк.
Через несколько минут после ухода Норы вновь зазвонил телефон. Лютер схватил трубку. Может, Блэр? Он скажет ей всю правду. Заставит задуматься о том, стоит ли делать родителям такие сюрпризы — являться без предупреждения в последнюю минуту, о том, как это эгоистично с ее стороны. Она, конечно, обидится. Но ничего, урок пойдет на пользу. Раз на носу свадьба, родители ей еще ох как пригодятся!
— Алло! — рявкнул он в трубку.
— Лютер, это Митч Андервуд, — прогудел в ухо басистый голос, при первом же звуке которого Лютеру захотелось сунуть голову в духовку.
— Привет, Митч.
— Веселого тебе Рождества. Послушай, спасибо за приглашение, но у нас, наверное, не получится. Слишком уж много приглашений. Прямо на части рвут.
Да, конечно, так Лютер и поверил! У всех и каждого в списках Андервуды под номером один, не иначе.
— Ей-богу мне страшно жаль, Митч, — сказал Лютер. — Может, тогда в будущем году?
— Конечно. Звоните нам.
— Веселого Рождества, Митч.
Итак, теперь их восемь вместо двенадцати. Снова неувязка. Едва Лютер отошел от телефона на шаг, как снова раздался звонок.
— Мистер Крэнк. Это я, Докс, — послышался знакомый тонкий голосок.
— Привет, Докс.
— Очень жаль, что у вас так вышло с круизом, ну и все такое...
— Ты уже это говорила.
— Да, но вдруг возникли такие обстоятельства... Парень, с которым я встречаюсь... в общем, он решил устроить мне сюрприз. Приглашает на обед в «Тэннер-Холл». Шампанское, икра... Он зарезервировал столик еще месяц назад. И я просто не могу ему отказать.
— Ну конечно, не можешь, Докс.
— Он даже нанял лимузин. Он вообще такой классный!
— Ни секунды не сомневаюсь, Докс.
— Так что заехать к вам не получится. Но мне так хотелось повидать Блэр!
Блэр отсутствовала всего месяц. А до этого они с Докс не виделись, наверное, года два.
— Я ей передам.
— Вы уж извините, мистер Крэнк.
— Ничего страшного.
Итак, шестеро. Трое Крэнков плюс Энрике и еще преподобный отец с миссис Забриски. У Лютера был порыв позвонить Норе и выложить скверные новости. Но потом он подумал: зачем? Бедняжка и без того надрывается, ездит по этим проклятым магазинам. Еще зарыдает чего доброго. Так зачем давать повод снова орать, костерить его, на чем свет стоит за дурацкую идею с круизом?