– Как вы?… Откуда? – Гуров недоуменно осмотрелся, бросил взгляд на часы, решая, каким образом происшедшее побоище оформить, придать ему законный вид. – Ладно. Я уезжаю, всех грузите в машины, везите прямо на Петровку, к полковнику Орлову.
Гуров забрал у Прохора пистолет, придерживая разрезанную подмокшую от крови брючину, выскочил на улицу.
– Спасибо сказал? – спросил сидевший за рулем «вольво» Сергачев.
– Äŕâŕé â Ěîńęâó, áűńňđî! – Ăóđîâ âçăë˙íóë íŕ ďđčňóëčâřĺăîń˙на заднем сиденье Юрика.
– Значит, спасибо не сказал, – констатировал Сергачев. – И отчего ты такой равнодушный и спокойный? Вроде бы ты только что жизнью рисковал…
– Я не спокойный, а тренированный, – ответил Гуров. – Твои товарищи рисковали, а ты в машине прятался.
– От рождения труслив, – парировал Денис. – Мы знали, что в доме только четверо, зачем лишние люди?
– Я не доверяю этим людям, – сказал Гуров, указывая на сотрудников милиции, расположившихся вдоль спецтрассы, – выйдешь на трассу, останови у поста ГАИ, я скажу несколько слов. А пока объясни, как вы удержались за нами? Я проверил, вас на нашем «хвосте» не было.
– Все гениально просто, – скромно ответил Сергачев. – Это для тебя я Денис, неплохой мужик, но рядовой товарищ. А для миллионов болельщиков Денис Сергачев – легенда.
– Ты легенду пропусти, оставь фабулу.
Денис было обиделся, но, заметив в глазах Гурова смешливые искорки, пробормотал что-то нечленораздельное, а вслух сказал:
– Мы подъехали к кафе заранее, огляделись, тут такси подкатило, водитель поднял капот и этак неторопливо, словно не от счетчика живет, а ему с наших налогов отстегивают, начал копаться в движке. Мне это не понравилось, я подошел, предложил помочь, а он смотрит на меня, будто я только с креста слез, и спрашивает:
– Неужто?
Я, честно, не сориентировался, подзабыл свою великую славу, но отвечаю:
– Обязательно!
– Ну и как ты?
– Как видишь, – я для убедительности хлопнул себя по груди. Дальше просто. Прохор подошел. Они обнялись, чуть не прослезились. Водитель объяснил, что наняли его, и не впервой. Когда узнал, что это дело и нас касается, объяснил, в какое место нанимателю он засунет полученные деньги. Ну, мы ответили, что деньги он может или оставить, или перевести в какой-нибудь фонд, сейчас всем помогать требуется. И мы договорились.
– Молодцы, – перебил Гуров и, чтобы как-то выразить свою благодарность, поправил Денису спадающие на лоб волосы. – А твои парни – высший класс! – Он повернулся к Юрику. – Твоя очередь, кто ты такой?
– Да плевать я на тебя хотел, мент паршивый!
Застенчивая растерянность мальчишки исчезла, на Гурова смотрели злые насмешливые глаза. Но почему-то сыщик понял, что защита у парня непрочная, как фольга: отливает металлом, а пальцем ткнешь, получится дырка.
Гуров устроился поудобнее, подмигнул и сказал:
– Если бы из слов можно было строить, то из «паршивого мента» я сложил бы замок.
– Ты уже побывал в моем замке, – процедил парнишка, – я вас всех ненавижу.
– Сколько тебе заплатили?
– Нужны мне ваши паршивые деньги!
– Значит, за просто так, за идею? У папы отобрали особняк, ты решил отомстить?
– Нужен мне этот холуй!
– Значит, папа тоже плохой, – Гуров согласно кивнул. – А кроме тебя, кто хороший? Тс-с, – чувствуя, что парень сейчас начнет ругаться матом, он приложил палец к губам. – Меня зовут Лев Иванович.
– Нужно мне…
– Лев Иванович, – Сергачев принял вправо и остановился у поста ГАИ.
Гуров выскочил из машины.
– Подай вперед, здесь остановка запрещена, – приветствовал сыщика сердитый лейтенант.
– Непременно, – Гуров кивнул и вошел внутрь поста ГАИ.
* * *
Волин уже забыл, когда последний раз был в камере хранения. Первое, что поразило преуспевающего бизнесмена, был воздух, пахло, точнее, воняло непотребно. По осклизлому кафелю сновали сосредоточенные люди, они толкали друг друга, огрызались, но не останавливались.
Волин знал: дорожная милиция за обстановкой в камере хранения наблюдает, поэтому, чтобы не привлекать к себе внимания, прошел быстро, уверенно, остановился у нужного номера, набрал шифр, открыл дверцу – камера оказалась пуста. Он по инерции сунул руку внутрь, нащупал тонкий конверт, с невозмутимым видом положил в карман, ловко уворачиваясь от баулов, узлов, чемоданов, бросающихся под ноги детей.
«Неужели боров ни в чем и никогда не способен поступить честно? – думал он, направляясь к машине. – Конверт тонкий, там может лежать лишь записка. Может, это последнее „прости“? И я уже никогда не увижу Патрона?»
Волин сел в машину, вскрыл конверт, вынул отпечатанный на машинке листок.
«Все остается в силе, в двадцать часов находись у себя дома. От записки прикури любимую трубку и не думай обо мне хуже, чем я есть».
За стойкой валютного бара стоял новичок, наливая виски, он, коверкая английский, спросил:
– Господин не желает поменять доллары, марки?
– Господин купит, только не у тебя. – Волин расплатился, взяв стакан, сел за свободный столик.
Тут же рядом прошелестел мягкий женский голос:
– Говорите по-английски? Желаете отдохнуть? Могу показать город.
– Позвони завтра, я свожу тебя в зоопарк, – Волин пригубил виски, задумался.
– Начальник, извини, – женщина за спиной исчезла и, видимо, подала товаркам сигнал, так как больше Референта не беспокоили.
Лебедев исчез, наверняка в Москве его уже нет. Эффенди здесь, но пока не опасен. Гуров? Судя по всему, великого сыщика спеленали плотно, звонивший парень беспечно шутил, обозвал подполковника фрайером, хотя не преминул намекнуть, что, мол, за риск придется добавить. Волин улыбнулся. «А этого мальчонку, сыночка раскулаченного перестройщиками функционера, я зацепил классно. Диалектика, из любой бредовой затеи при желании можно извлечь пользу… Умен Патрон, недооцениваю я руководителя, – Волин опять пригубил из стакана. – И сколько нашу водку ни хвали, пьют ее только нищие, а люди предпочитают виски. Значит, моя поездка – лишь страховочный ход, за мной присматривали, проверяли, не еду ли я в сопровождении компетентных органов. Завтра с подполковником я буду ласковый-ласковый, буду обещать и обещать все закончить. Главное – улететь… И из-за бугра умного, красивого и принципиального расстрелять».
От избытка чувств он выпил вторую порцию прямо у стойки.