– Иван Кустов, на выход. Сызнова следак тебя требует, видно, не может точно определить, какой рукой ты лопатник у лоха увел.
В камере хохотнули, а Иван привычно заложил руки за спину, подмигнул сокамерникам, сказал:
– Невиновного трудно засадить, оттого и мучаются. – И вышел из камеры.
Конвой был знакомый, наручников не надевали, а молоденький прыщавый сержант, как обычно, пнул Ивана ногой под зад, когда заключенный садился в милицейский «козлик».
Дорога была знакомая, охрана равнодушная, никто и внимания не обратил, что, когда они выехали со двора, за ними двинулся серый, видавший виды «Москвич».
Василий Иванович знал свой драндулет досконально, второй передачей не пользовался, педаль сцепления выжимал аж до пола. Сидевшие позади Нестеренко и Крячко на дрожь, которая порой охватывала машину, реагировали философски.
– Чапаев, ты, главное, не встань ненароком, – заметил Станислав.
– Не боись, он хоть и с норовом, но свое дело знает, – ответил Светлов.
Гуров на «Пежо» ехал позади, держась на солидном интервале, скоростная машина могла достать милицейский «козлик» за считанные секунды.
Два дня назад Гуров вновь посетил обитель полковника Огаркова, виделся с Тимуром Яндиевым, который на фотографии уверенно опознал Ивана. Для прокуратуры и суда такое опознание было как филькина грамота, но Гурову оно согрело кровь, доказало, что он вышел на столбовую дорогу.
Куда везли убийцу, Гуров не знал, и, когда милицейская машина остановилась у кирпичного здания районного управления, это было неожиданностью.
Ивана вывели, Крячко понял, что ему светиться в райуправлении ни к чему, Гурову тем более, можно знакомого человека встретить, и послал в здание Нестеренко. Так как дом был ментовский, арестованный под охраной, то отставной полковник особо не торопился. Когда же он через пять минут в коридоре управления столкнулся с сержантами, которые конвоировали Ивана, то они были без задержанного. Зная милицейские нравы, Нестеренко остановил сержантов и начальственным тоном спросил:
– В какой кабинет отвели арестованного?
– В какой кабинет? – Один из сержантов пожал плечами. – Мы его, как всегда, местному лейтенанту передали. Он его сам в нашу машину приводит.
Очень быстро выяснилось, что в здании имеется второй выход, а лейтенанта с указанными приметами в управлении никто не знает. Во дворе, куда выходит черный ход, удалось сразу же найти парнишку лет десяти, который видел, как два дяденьки, один в милицейской форме, другой в черном ватнике, сели в серую «Волгу» и уехали, вот только что, совсем недавно.
Быстро допросив напуганных сержантов, Гуров выяснил, что привозят они Ивана сюда в третий раз, у следователя арестованный сидит всегда долго, и лейтенант всегда приводит его в машину сам.
Удалось найти и молоденького следователя, за которым числился арестованный Иван Кустов. Мальчишка начал было разговор на повышенных тонах, заявил, что «своего» карманника со дня первого допроса и очной ставки с потерпевшим больше не видел. Но Гуров привел следователя в кабинет замначуправления, и гонор у парня мгновенно пропал.
Подполковник пенсионного возраста отпустил следователя, смотрел на Гурова затравленно.
– Я все понимаю, господин полковник, – говорил он упавшим голосом. – Наш сарай использовали как проходной двор, брали арестанта для каких-то своих надобностей. Так ведь назад отдавали, может, и сегодня отдадут. А моей вины в происшедшем вообще нет.
– Ну, вашу вину не мне определять. – Гуров, что для него было совсем несвойственно, тоже растерялся. – Хотя обращаю ваше внимание, что срок задержания сегодня истек, а ваш следователь даже не шелохнулся.
– Верно, но к происшедшему это не имеет отношения, – вяло ответил подполковник. – Но если его раньше возвращали, то и сегодня вернут.
– Это вряд ли, – ответил Гуров и пошел к своим оперативникам, сел в «Пежо» со Станиславом.
– Так лопухнуться – надо уметь, – со свойственной ему прямотой заявил Станислав. – Ты старший, ты гений, думай. Они закончили свою операцию с чеченцем, русский уголовник им больше не нужен.
– Так они возили взад-вперед Ивана лишь потому, что Тимур сидел в камере смертников?
– Не знаю! Однако не сомневаюсь – сегодня последняя поездка. Иван сюда не вернется. Он больше не нужен.
Если можно друга внезапно возненавидеть за то, что он посмел сказать тебе в глаза правду, то именно такое чувство испытывал Гуров. Он уговаривал себя, что Станислав высказывает мысль здравую и не виноват, что они споткнулись за шаг до финиша. Гуров убеждал себя, что человек не побежден, пока не сдался, необходимо найти неординарное решение, но не видел его.
Кабинет ресторана был рассчитан человек на десять-двенадцать, соответственно сервировали и стол. Но сидели за ним лишь трое. В дальнем торце, где обычно располагается самый почетный гость или тамада, сидел Иван. Он был модно небрит, такую, примерно недельную, щетину можно видеть на лицах крутых парней американских боевиков и нашего телеведущего Леонида Парфенова. На убийце была белая рубашка без галстука и клетчатый пиджак.
Слева от «героя» располагался подполковник Вердин в своем обычном цивильном костюме, а справа – полноватый усмешливый парень лет тридцати, который сидел, слегка отодвинувшись от стола, закинув ногу на ногу, держал на колене блокнот и поигрывал карандашом.
Перед Иваном стояло блюдо с зажаренным молочным поросенком, и убийца, которому в принципе обстановка не нравилась, поглядывал на блестящую спинку поросенка завороженно, порой сглатывал слюну. О вазочках с икрой, запотевших бутылках и прочей ерунде, которая обязательна для солидного стола, упоминать скучно.
– Режь, Иван, это твой приз за храбрость, – сказал Вердин.
– Бесплатных пирожных не бывает, командир. – Иван взял нож, тронул пальцем лезвие. – Ты мне сначала объясни, за чей счет банкетик. Ежели я должен за него своей шкурой заплатить, так я не согласный. Последний раз мы толковали, мол, встретимся, я прошедшую историю нарисую. Ни о каких торжествах толковища не было.
– Не любишь поросятинку, закуси икоркой, – ухмыльнулся Вердин.
– А когда я с допроса на нары хмельной вернусь, там уже петлю намылят? – поинтересовался Иван.
Убийца настолько точно предсказал задуманное Вердиным, что подполковник изумился, но выдержал взгляд приговоренного, рассердился, и злость придала его ответу особую достоверность.
– Как тебя привезли в Москву в мешке да в лаптях, так у тебя до сего дня на ногах следы от онучей. Сам готов у спящего друга портки спереть, так и о других думаешь. Я тебе мальчик? Водку предлагаю, а легенды у меня нет? Я тебе еще с собой бутылку дам и пару сотен баксов. На обратном пути ментов за водкой пошлешь, скажешь, что тебе дружки через адвоката передали, а следователь парень нормальный, сговорчивый. Вы приедете пьяненькие, дежурного угостите. Полагаешь, ты в замке Иф содержишься и такое впервые? Дежурный причастится, его зам хлебнет, а от них до вашей конуры, что в камере до параши. Ты что, с сокамерниками толковище имел, знаешь что? Ты для них фраер залетный, и только. Приволок ханку и молоток…