Трактир на Пятницкой | Страница: 21

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Еще раз допустишь – отдам под суд, – лениво, как по обязанности, проговорил Климов. – Ребятам пожалуйся на меня, мол, здорово ругался Василий. Понял?

– Лады, – шумно вздохнул Шленов, глазки его вынырнули из укрытия и лукаво засветились. – Очень даже пожалуюсь.

Он встал и направился к двери.

– Зайцева позови, пусть зайдет, – сказал, улыбаясь, Климов.

– Беляка-то? – как бы про себя переспросил Шленов. – Кликнем – не трудно.

Зайцев вошел легкой пружинистой походкой и, поддернув брюки, сел, заложил ногу на ногу.

– Неприятный случай, Владимир Николаевич, и я бы просил вас никому о нем не рассказывать.

– Вы всех об этом предупредите или только меня? – спросил Зайцев, и Климов почувствовал его холодный насмешливый взгляд. – Понимаю, там вы можете рассчитывать на партийную солидарность. Что ж, беспартийная прослойка гарантирует свое молчание.

– Тяжелый вы человек, Зайцев, – сказал Климов, раздражаясь.

– Возможно, но я не разделяю людей на тяжелых и легких. На мой взгляд, у человека есть более существенные признаки. В частности, его служебное мастерство.

– Что вы хотите этим сказать? – Климов, набычившись, смотрел на заместителя.

– Вы не обратили внимания на то, как изменился за последний месяц Шленов? – спросил Зайцев и достал коробочку с монпансье.

– Вы можете не заниматься ерундой во время серьезного разговора? – выходя из себя, крикнул Климов.

Зайцев положил в рот конфетку и спрятал коробку в карман.

– Простите, – серьезно и тихо сказал он. – Но мне леденцы, как вам трубка, помогают думать. А Шленов очень изменился за последнее время. Мне кажется, что Шленов каждым своим поступком хочет доказать, что он самый смелый и самый честный. А сегодняшний его поступок свидетельствовал, что Шленов не может стерпеть, когда имя вождя произносит какой-то мошенник. Вас не наводит это на некоторые размышления, товарищ Климов?

Климов ничего не ответил, отпустил заместителя и лег спать. Утром, подписывая различные документы и решая текущие вопросы, он то и дело вспоминал слова Зайцева, но никак не мог сосредоточиться и всерьез задумался над этим, только когда отправился на встречу с Паниным. Погруженный в мрачные размышления, он поднялся на второй этаж и чуть было не налетел на начальника, сидевшего на ступеньках с пачкой газет на коленях.

– Понимаешь, Василий, – сказал начальник, поднимаясь и отряхивая брюки, – нет времени читать. Накупил по дороге и хотел воспользоваться свободной минуткой.

“Сколько лет знаю, а не поверил бы, что он может сидеть на грязной лестнице, читать газеты и ждать такую фигуру, как я”, – подумал Климов, открыл дверь и пропустил начальство в комнату.

– Посиди молча, я погляжу, что пишут нового. А старик-то дальнозоркий, отметил Климов, глядя, как начальник держит газету на вытянутой руке. Он раскурил трубку и, заложив руки за спину, широко расставив ноги – встал в своей излюбленной позе у окна.

Панин вошел быстро, исподлобья взглянул на начальника и, смущенно улыбнувшись, провел рукой по жирно набриолиненной голове.

– Добрый день, – сказал он и остановился в нерешительности. Видно, он сразу сообразил, что незнакомец – высокое начальство.

– Здравствуй, здравствуй, – начальник поднялся навстречу и сильно тряхнул ему руку. – Садись и докладывай Василию Васильевичу. А я посижу в сторонке и послушаю.

Николай сел, стараясь не поворачиваться к начальнику спиной, но тот сердито сказал:

– Лицом к начальству, Панин. Климов – твой начальник, ему докладывай, на него и смотри.

– Слушаюсь, – сказал Николай и посмотрел на Климова. Глаза у Панина стали непривычно серьезные, веснушки побледнели, будто покрылись пылью.

Климов выпустил огромное облако дыма.

– Обстановка в трактире за последнее время не изменилась. Считаю своим долгом доложить, что Михаил Лавров москвич и до пятнадцатилетнего возраста проживал здесь. Я этого не знал, Василий Васильевич. В трактире Лавров встретил своего знакомого, с которым был дружен в восьмилетнем возрасте.

Климов стиснул ногами стул и посмотрел через Панина на начальника. Тот нахмурился и приложил палец к губам, призывая Климова к молчанию.

– Наше с Лавровым мнение, что обнаружившееся обстоятельство не должно влиять на ход операции, так как его друг детства, видимо, ничего о Лаврове не знает. Иначе бы они не церемонились, – пояснил Николай.

– Почему Лавров не является сюда? Почему он скрыл от меня, что москвич? – сердито спросил Климов.

– Он не может прийти, Василий Васильевич, так как все время сейчас проводит с Серым. В отношении второго я его сам спрашивал. Молчит. Думаю, что боялся быть отстраненным от операции.

– Казаки-разбойники, – пробормотал Климов и замолчал, увидев кулак начальника.

– Но сейчас ведь успех зависит только от него, – сказал запальчиво Панин, выгораживая товарища. – Мишка сейчас рядом с Серым – вот так, – он показал стиснутые ладони. – Это целиком заслуга Лаврова. Вчера вот только... – Панин смешался, потом рубанул воздух рукой и продолжал: – Сорвался он вчера. Немного. Сами понимаете, Василий Васильевич. Это его выдержку иметь надо, чтобы в такой ситуации не сгореть дотла. Сейчас все в порядке, – быстро заговорил Панин. – Честное комсомольское, все в порядке! Он ухитрился не только оправдаться, но и кое-что выиграть от своего срыва. Серый, конечно, не до конца верит Мишке, но Серый никому не верит. И вообще, – тон Николая изменился и стал поучающим, будто он, взрослый человек, втолковывал прописные истины двум непонятливым подросткам, – находиться там и быть вне подозрений абсолютно невозможно. Даже меня, казалось бы верного человека, проверяют. Утром хозяин зазвал в свою клетушку и давай про дом расспрашивать. Я сначала и не понял, к чему это он? Дом, амбары, коровы, лошади, то да се. Потом вижу, он из-под бровей зыркает. Тут я понял: идет проверочка. А когда старый хрыч имя с отчеством моего мнимого папаши невзначай перепутал, все стало яснее ясного. Тут я ему и загнул – Панин довольно ухмыльнулся. – Подошел к нему ближе и спрашиваю: “Что же это получается? Батя о вас такого высокого мнения, а вы даже его имени толком не знаете? Нехорошо это, свояки все-таки”. Он засуетился, стал про старость всякие слова говорить и отпустил меня. Я вышел, а у дверей Валет стоит, и рука в кармане. Тут я вконец рассвирепел, подлетаю к нему и спрашиваю: “Деньги принес? Давай сюда!” – и хлоп его по карману. Там наган, конечно.

– Какие деньги? – спросил начальник. Панин молчал и смотрел поочередно то на начальника, то на Климова.

– Николай жуликам деньги в долг дает, под проценты, – сказал Климов и улыбнулся. – Я вам потом объясню, Николай Федорович.

– Рассказывай, извини, что перебил.

– Я это к чему говорю? К тому, что все под подозрением, и Лавров не исключение. Он ближе, ему и труднее.