– Я на филологический пойду, – говорил Лавров. – На французское отделение. В кадровые сыщики у нас Колька собирается, а я – нет. Да через год все жулики переведутся, а если кто останется – без меня добьете.
– Это Мишка под свое дезертирство политическую платформу подводит, – перебил друга Панин. – Он известный захребетник, всю жизнь ищет, где полегче. Повесит на стенку именное оружие, которое ему за мои дела дали, и будет до седых волос хвастаться, что когда-то чего-то один раз не испугался.
– Ты зачем надулся? – спросила шепотом Аленка и дернула Пашку за рукав. – Скажи чего-нибудь.
– А чего говорить-то? – ответил Пашка.
– Минуточку, бабуся, – громко сказал Панин, останавливая проходившую нищенку, и повернулся к Пашке. – Быстрее, бабусе ждать невмоготу.
Пашка удивленно взглянул на Николая и вынул горсть мелочи.
– Вот чудак, – Панин встал и ловко вывернул все Пашкины карманы. – Все, все выкладывай. Ничего не осталось? Вот и лады, – он протянул все деньги причитающей старухе. – Бери, бери, бабуся. У моего друга сегодня день рождения.
– Ты что, ошалел? – воскликнул пришедший в себя Пашка. – Это же мои последние деньги!
Панин вышел в проход и подтолкнул испуганную старуху в спину.
– Топай, топай, бабуся, он шутит. Мой друг страшный шутник, – Панин взял Пашку за локоть, пересадил к окну, сел рядом. – Не твои это деньги, Павлик. Не могу я тебя, родной, с ворованными деньгами, извини за выражение, в Киев привозить. Никак не могу.
Вагон вздрогнул, и Климов стал прощаться, потом выбрался на платформу и встал против окна. Пашка увидел, как к нему подошел худой остроносый мужчина, что-то сказал и встал рядом, а Климов обнял его за плечи.
– Мишка, Зайцев пришел, – зашептал рядом Панин.
– Вижу, не слепой, – тоже шепотом ответил Лавров и замахал рукой.
Пашка тоже замахал и вдруг вспомнил.
– Забыл, забыл, сука! – закричал он и стал рвать окно.
– Напишешь.
– Да нельзя, опоздаю, – Пашка рванул ремни изо всех сил, и окно подалось.
Климов увидел, что ему хотят что-то сказать, подтолкнул Зайцева, и они пошли рядом с медленно ползущим вагоном.
Наконец окно открылось, и Пашка высунулся.
– Начальник, – от волнения он забыл отчество Климова и повторил: – Начальник, на углу Пятницкой и Климентовского пацан маленький папиросами торгует, – говорил Пашка, захлебываясь и пугаясь, что Климов не поймет, как это важно. – Не знаю, как зовут его. Маленький такой, курносый. Он еще повторяет: “гражданин-товарищ-барин”. Подбери его, начальник! – кричал Пашка, совсем высовываясь из окна. – Скажи, Америка велел!