И опер увидел на тонком локтевом сгибе синее пятно и несколько темных точек от уколов. Он накинул на Ольгу плед, достал из тумбочки початую бутылку виски, стакан, надкусанное яблоко, налил, губы девушки обметало, сыщик налил больше. Ольга быстро, профессионально выпила, схватила яблоко, юркнула под плед, накрылась с головой.
– Где тут наша голуба? – раздался за дверью громкий мужской голос.
Котов хотел придержать дверь, но ее открыли мощным рывком, в комнату ворвалась волна винного перегара, на пороге появился помощник президента Виктор Львович Чекин. Он хотел отстранить Котова, но тот лишь казался субтильным, на самом деле был жилист и силен, устоял и тихо, уверенно сказал:
– Виктор Львович, ваша дочь только заснула.
– А ты кто будешь? – Чекин схватил опера за плечо.
– Вроде сиделки и охраны. – Котов не сдвинулся с места.
В комнату проскользнула хозяйка, отстранила мужа, властно сказала:
– Витя, иди к гостям, неудобно.
Он опустил широкие плечи, пробормотал: «Все бляди», – и вышел из комнаты.
– Олюшка действительно спит? – шепотом спросила хозяйка, пристально глядя в лицо сыщика. Он привык к разным взглядам, смотрел в лицо матери прямо, несколько удивленно и молча кивнул.
– Гриша, не ври, Ольга просила чего?
– Просила, – он вновь кивнул. – Я налил ей граммов пятьдесят коньяка.
– И больше ничего? – Она смотрела на сыщика, не отрываясь.
– Выпила глоток воды.
Хозяйка тяжело опустилась на стул, заговорила:
– Если этот кретин, – хозяйка кивнула на дверь, – начнет вас на службе преследовать, позвоните мне.
– Спасибо, Анна Павловна, – Котов заставил себя улыбнуться. – У вас очаровательная дочь.
Женщина подняла голову, скривившись, удержала слезы, несколько раз сглотнув, ответила:
– Все, что осталось. А какой дом был!
– Такая дочь – очень много, – опер замялся, понимая, что говорит лишнее, произнес: – Нервы. Стрессы. Было бы неплохо поселить ее за городом, скоро бабье лето.
Лицо хозяйки вновь стало жестким, она усмехнулась:
– Я учту. Вам спасибо, для всех будет лучше, если вы потихонечку исчезнете. Машина нужна?
– Благодарю, – Котов поклонился и вышел.
В микрорайоне, где вчера застрелили двух полковников милиции, с самого утра бесцельно шатался высокий худой опер и розыскник, бывший начальник, Валентин Петрович Нестеренко.
Прибыв поутру, практически в одно время с Котовым и Станиславом, старый мент проехал по всему своему участку, очертив его контуры. Участок был невелик, представлял собой прямоугольник. Если спуститься с Войковского моста в сторону Шереметьева, у светофора свернуть в сторону Головинского шоссе, а через квартал у станции метро «Водный стадион» вновь повернуть направо, то через несколько минут опять окажешься у Войковского моста, только с другой стороны.
Прочертив прямоугольник на своих стареньких «Жигулях», Нестеренко оставил машину на улице Адмирала Макарова у аптеки, рядом с Выборгской, где стоял шикарный, светлого кирпича дом, возле которого и застрелили офицеров.
По валявшимся на тротуаре стреляным гильзам еще вчера определили, где находились киллеры. Проведя невидимую черту от одного киллера к убитым, затем ко второму киллеру и снова к первому, получался правильный треугольник со сторонами девять-десять метров. Спрятаться на улице и не попадаться местным на глаза было негде, и Гуров вчера выразил предположение, что киллеры изображали прохожих, поджидая, когда полковник Сотин приедет домой. Ждали у дома Сотина, значит, именно он являлся объектом нападения, а полковник Веткин оказался жертвой случая.
По логике киллеры должны были находиться во дворе, куда выходят подъезды. Никто не предполагал, что машина остановится в переулке, а не свернет сразу во двор. Дом длинный, три подъезда, если машина заезжала во двор, убийцы, находясь в переулке, на линию огня не успевали. Но и дежурить во дворе было плохо, вечер, детей и бабушек уже нет. Машины подъезжают и уезжают, двое мужчин могут привлечь к себе внимание.
Исходив «свой» прямоугольник вдоль и поперек, Нестеренко пришел к выводу, что машины у киллеров скорее всего не было. Вся территория проходная, пешеходные дорожки переплетаются, люди ходят вдоль и поперек, метро рядом, так что машина оказывалась обузой. Кроме того, тридцать метров – и Ленинградка, по которой движется поток различного транспорта, считай, каждый третий готов подвезти. Легче остановить частника и уехать, чем бежать к своей «тачке», которая может случайно засветиться.
Нестеренко вспомнил, как полковник Гуров удивлялся, почему Сотин не подвез друга до метро, а остановился у своего дома. Во двор не заехал, в гости не пригласил. Так почему сто метров не довез?
Между полковниками явно произошел какой-то разговор. Хотели еще немного погулять и договорить? Возможно, и все равно странно. И киллеры необычные. Они либо стреляют из автоматов, что называется от живота, а если используют пистолеты, то стреляют практически в упор. Десять метров – не дистанция для тира, в боевой же обстановке надо очень уверенную руку иметь, тем более, когда стреляешь в голову.
На Нестеренко был обычный, уже поношенный плащ, нечищеные туфли на толстой подошве. Он выпил у киоска банку пива для запаха и начал искать магазин, у которого собираются жаждущие и обсуждаются новости. Подходящего магазина не оказалось, два супермаркета сверкали витринами и иностранными этикетками. Опер заглянул в магазин, увидел охранников в форме, понял: здесь делать нечего. Новые времена, и магазины с охраной, конечно, красивые, но жизнь опера сильно затрудняют. Раньше бы потолкался у винного отдела, сообразил на троих, уселись бы в скверике, поговорили, как люди. И вопросов задавать не надо, все бы изложили в лучшем виде. Скорее всего в том рассказе и слова правды не услышишь, однако имена какие-то наверняка проскочат. Глядишь, из десяти пустых номеров хоть один, да оказался бы стоящим. А сейчас чистота, порядок и никакого клуба для отдыхающих и жаждущих.
Опер равнодушно прошел мимо автомагазина для миллионеров, набрел на парикмахерскую, заглянул, около мужского зала сидели трое модно одетых парней. Сыщик понимал, люди не те, однако за неимением речки забрасываешь удочку и в собственную ванну. Он подошел, поздоровался, спросил, кто крайний, ответа не получил и робко присел с края.
Два кавказца в кожаных штанах и толстых свитерах на непонятном языке азартно спорили между собой. Опер выступал в роли глухонемого. Один из спорящих закурил дорогую сигарету и раздраженно сказал:
– Вах! Зачем говоришь, когда и выстрела никто не слышал!
– Я слышал, – спокойно сказал Нестеренко, продолжая смотреть прямо перед собой, словно ничего не говорил.
Парни взглянули на Нестеренко удивленно, обменялись несколькими словами между собой, затем враз замолчали.