С трудом отлепив от тела правую руку – ему казалось, что когда он себя вот так обнимает, ему все-таки немного легче, – Гуров расписался.
– А теперь предъявите мне вашу филейную часть, и я вам укол сделаю, – потребовал врач.
– А без этого никак? – Не то чтобы Гуров боялся уколов, но кто же их любит?
– Молодой человек, вы кем работаете? – спросил врач.
– Сыщик я, – прошептал Лев Иванович.
– И звание имеете?
– Он полковник, – вместо Гурова ответила Мария.
– Тогда давайте, господин полковник, я вас сейчас начну учить, как ловить преступников, – предложил врач. – Вы меня слушать будете или сразу к черту пошлете? – И потребовал: – Предъявите мне любое ваше полужопие.
К чести врача надо сказать, что укола Гуров даже не почувствовал – или его заглушила более сильная боль?
– Вы скажите, что ему нужно, я все сделаю! – попросила Мария.
– А что тут делать? Рецепт простой: холод, голод, покой. Не жрать, как сказала Майя Плисецкая, правда, по совсем другому поводу. Диета строжайшая, но уж никак не тощие салатики, которыми вы фигуру бережете. Это должна быть полноценная еда. Но это вам уже лечащий врач в поликлинике объяснит. Его? – спросил врач, кивая на гантели.
– Да, каждое утро с ними занимается, – объяснила она.
– Пусть забудет! – категорично заявил врач.
– Но от спорта еще никому никакого вреда не было, – возразила Мария.
– Мадам! Если бы от спорта была хоть какая-нибудь польза, на каждом турнике висело бы по пять евреев. Уж вы мне поверьте, – хмыкнул врач и спросил у Гурова: – Вам полегче?
Боль действительно немного отпустила, и Лев кивнул.
– Тогда я уезжаю с нечистой совестью, потому что в больницу вас все-таки надо было забрать. – Он поднялся. – И учтите, господин полковник, что звезды хороши на небе и погонах, но никак не на могиле, куда вы торите себе дорожку семимильными шагами. Так что о госпитализации вы все-таки подумайте. А сейчас самое лучшее, что вы можете сделать, это вызвать врача из своей поликлиники.
С этими словами врач из «Скорой» ушел. Проводив его, Мария вернулась и, подкатив к дивану кресло, села и стала уговаривать мужа:
– Гуров, тебе действительно нужно лечь в больницу. – На это он только перекривился. – Ты решил оставить меня вдовой? – перешла она в наступление. – Нет, черное мне всегда шло, но мне категорически не хочется надевать его раньше времени.
Она говорила что-то еще, но полковник ее уже не слушал, а наслаждался тем неописуемым ощущением, когда чувствуешь, что боль уходит. Но вот долго поблаженствовать ему не дали – раздался звонок в дверь. Крячко тут же появился в комнате, сел в кресло, откуда только что встала Мария, и не удержался от того, чтобы не подколоть – впрочем, это была его обычная манера разговаривать.
– Что-то рано ты, Лев Иванович, сдавать начал.
– Между прочим, некоторые всего на четыре года моложе меня, – буркнул Гуров. – А судя по тому, что Мария задержалась в коридоре, она там сейчас Орлову ябедничает?
– О твоей проницательности в управлении легенды слагают, о великий! – Стас воздел руки к потолку.
– И великие тоже смертны, – заметил Орлов, появляясь в комнате. – Собирайся в госпиталь, Лева. И это не обсуждается, – категорично заявил он.
Гуров пытался протестовать, но на это никто даже внимания не обратил: Мария бросилась собирать ему сумку, Крячко ей помогал, а Орлов решал организационные вопросы по телефону.
А Лев Иванович смотрел на них и по-стариковски размышлял о том, как же быстро пролетело время. Ему вспомнилось, как он впервые появился в МУРе, где встретил сначала Орлова, а потом и Крячко. И совсем не друзьями они тогда были. Петр Николаевич Орлов, самый старший из них троих, считал Леву выскочкой и любимчиком начальства, то есть Константина Константиновича Турилина, и относился, мягко говоря, прохладно. Станислав же Васильевич Крячко, пришедший на Петровку из района, Гурова просто ненавидел, потому что тот – а именно от него зависело повышение Стаса до старшего группы – больше года держал его в операх, и, если бы сейчас Льва Ивановича спросили, почему он это сделал, он вряд ли смог внятно ответить. Так что очень непросто складывались поначалу их отношения, но вот сначала притерлись как-то, потом подружились и не раз прикрывали друг другу спину, а Орлов, так тот стал для них просто отцом родным и постоянно защищал перед начальством, вытаскивая из таких переплетов, что страшно даже вспомнить. Да-а-а, постарели они… Да и Мария уже не та, что была когда-то. Конечно, на людях она держится, как ей по должности и положено, но вот фигура, как ты за ней не следи, поплыла… Возраст. И дома она уже больше в тапочках шлепает, а туфли на каблуках, которые когда-то постоянно носила даже в квартире, так и стоят, дожидаясь особо торжественных случаев. Сейчас, когда она как очумелая курица носилась по квартире, собирая даже то, что мужу в принципе не могло понадобиться в больнице, ее лицо было совсем не гордым и надменным, а обычным бабьим, хоть и очень красивым.
Конечно, Гуров еще попытался побрыкаться, пытаясь отбиться от больницы, но больше для порядка, потому что по здравом размышлении сам не то чтоб испугался, а несколько растерялся, почувствовав неожиданный сбой в своем организме. В результате он прибыл в госпиталь с почетным эскортом, который больше напоминал конвой.
И потянулись больничные дни, заполненные уколами, таблетками, системами и прочими малоприятными, но, как оказалось, необходимыми вещами. Ежедневно навещавшая мужа Мария (честно говоря, никогда особо не умевшая готовить) срочно осваивала такие премудрости, как паровые котлеты, белковый омлет и далее по оглавлению книги «Диетическое питание» забытого года выпуска, выданную ей во временное пользование женой Стаса и взявшую страшную клятву обязательно вернуть, потому что жена Крячко и сама понимала: недалек тот день, когда и ее мужу все это понадобится – ну, откуда взяться здоровью при их ненормированной и ненормальной работе?
То, что получалось у Марии, Гуров один раз попробовал в ее присутствии, а потом благоразумно откладывал в сторону, обещая съесть попозже, чтобы сейчас не тратить драгоценное время свидания на такую прозу жизни. С тех пор несколько бездомных собак, живших на территории госпиталя и целями днями крутившихся около дверей кухни, при виде Гурова мгновенно поджимали хвосты и с искусством ниндзя растворялись в воздухе – попытки скормить им шедевры кулинарного искусства Марии успехом не увенчались: ЭТО не смогли съесть даже они. Мария приезжала днем, выкраивая время между репетициями и спектаклями, зато вечером приезжал Крячко, и тут-то Гуров отъедался – кто-кто, а жена Стаса готовила отменно.
– Ты лечись давай, – говорил Крячко. – А то ведь, как выпишешься, да как на Машину готовку сядешь, тут тебе и будет вилка: или помирать голодной смертью от ее стряпни, или к пельмешкам возвращаться, чтобы прямиком к язве желудка топать. – Стас не хуже Гурова знал, какой из Марии шеф-повар.