К сожалению, миг торжества могла со мной разделить лишь одна Маринка. Кряжимский отправился выяснять насчет автомобиля; Виктора я послала на место вчерашнего боя — все-таки сердце у меня было неспокойно, и хотелось убедиться, что грубиян Тимур не сделался калекой. Виктор никогда со мной не спорил. Он зачем-то прихватил с собой фотоаппарат и ушел. Может быть, он хотел предъявить мне документальное свидетельство, чтобы я от него отстала.
А наш бедный Ромка заболел. У него поднялась температура, и он остался дома. Четыре часа на коварном мартовском ветру доконали его.
— Все ты виновата! — упрекнула я Маринку. — Накаркала! Без шапки, без шапки…
— Вот у тебя высшее образование, — хладнокровно ответила Маринка. — А ты веришь в бабьи сплетни — наговоры, дурной глаз… Почаще бы смотрела программу «Здоровье». Ромка простыл, а потому и заболел. А не потому, что я сказала. Вот если он прислушается к моим словам, то в следующий раз, когда ты заставишь торчать его на морозе…
— Что ты несешь? — возмутилась я. — Кого это я заставляла? Это было обоюдное решение.
— Решение обоюдное, а заболел один Ромка, — заметила Маринка и вдруг добавила безо всякой логики. — И вообще, на носу Восьмое марта, а настроение совсем не праздничное! Тоска!
— Это надо понимать так, что в настоящий момент некому преподнести тебе в торжественный день скромный букет фиалок? — спросила я.
— Именно так и надо понимать, — грустно ответила Маринка.
— Неужели никого нет? — изумилась я.
Личико Маринки сложилось в презрительную гримаску.
— Ага! Претендентов, разумеется, полно — но все это не то! Один мусор, — печально поведала она. — У меня такое впечатление, что в мире не осталось ни одного интересного мужчины.
— Ну, в мире-то, наверное, можно отыскать одного-двух, — успокоила ее я. — Не стоит отчаиваться. Может быть, тебе стоит сменить обстановку?
На самом деле я нисколько не возражала против временного Маринкиного одиночества — в такие периоды ее работоспособность значительно повышалась, и сама она не влипала ни в какие истории. Это было эгоистическое чувство, поэтому я старалась его не показывать. Поэтому и про обстановку ляпнула. Вообще же, если бы Маринке вдруг пришло в голову последовать моему неосторожному совету, это было бы для меня настоящим ударом. Сознание только того, что придется начинать день без волшебного напитка, сваренного ее искусными руками, убивало на месте.
Но я так и не успела выяснить, насколько глубоко проникли мои легкомысленные слова в сердце подруги. Внезапно и шумно распахнулась дверь, и в приемную ввалился господин Петяйкин, да не один, а в сопровождении еще одного мордастого громилы — видимо, он больше не рисковал наведываться в город без подмоги.
На этот раз никакой торжественности в его облике не было. Агроном был одет в какой-то замызганный плащ, мятые брюки, а на голове его красовалась видавшая виды шляпа с крошечными полями. Его спутник придерживался той же моды, но вдобавок на нем были сапоги сорок пятого размера, до колен перепачканные грязью. Наш сверкающий пол сразу покрылся отпечатками рубчатых подошв. Они были чернее антрацита. В комнате запахло навозом, соляркой и дегтем.
Громила оказался застенчивым и милым человеком. С ужасом поглядев на собственные следы, он сдернул с головы шляпу и задушенным голосом сказал:
— Прошу прощения — наследил маленько! Распутица у нас… Не убережешься! Ежели желаете, я все здесь подотру…
— Не выдумывайте! — сердито сказала я. — Лучше присаживайтесь! И вы, Федор Ильич, и вы… как вас, простите?
— Это… Благолепов моя фамилия, — смущенно сообщил великан. — Только мы вас отвлекать не будем. Вот Федор заберет технику…
Федор между тем как завороженный таращился на великолепный аппарат фирмы «Сони», забыв обо всем на свете. Я ожидала взрыва восторга, может быть, бурных объятий и даже предложения раздавить бутылочку. Но на грубоватом лице Петяйкина никакой особенной радости что-то не появлялось. Наконец он прервал молчание и, указав пальцем на телевизор, осторожно спросил:
— А чего это он без коробки?
Благолепов переступил с ноги на ногу и пробасил:
— Да ладно тебе, Федор! В коробке — без коробки! Тебе ее солить, что ли? Ящик твой? Ну так радуйся! Берем его, и все дела!
— Мой в коробке был, — озадаченно сказал Петяйкин.
— Увы, коробка погибла безвозвратно, — заметила я. — Придется вам с этим смириться.
— Вот это номер, — тем же тоном проговорил Петяйкин. — А документы на него где?
Я развела руками.
— Судьба документов еще более загадочна. Все, что мы могли сделать, это найти сам телевизор — уж не обессудьте!
Петяйкин сумрачно воззрился на меня.
— Хорошо говорить, когда тебя это не касается, — пробурчал он. — Я теперь куда без документов? А если починка? На него гарантия имеется — а где она теперь, эта гарантия? Может, из него половину деталей повытаскали?
Признаться, я не ожидала такой придирчивости. Выходило, будто я пытаюсь всучить господину Петяйкину какую-то постороннюю, нестоящую вещь, а вдобавок мне намекнули на возможную непорядочность. И в самом деле, куда могла деться такая большая и роскошная коробка?
Настроение у меня мгновенно испортилось. Главное, этот тип даже не поинтересовался, чего мне стоило вернуть его дурацкий телевизор. Постепенно я начала заводиться.
— Телевизор мы сейчас включим, — сказала я. — И вы убедитесь, что все детали на месте. А вот у меня возникли некоторые сомнения… Сдается мне, что это вовсе не ваш телевизор!
Лицо Петяйкина налилось краской.
— То есть как это — не мой? — настороженно спросил он. — Когда я его своими руками… Я же на нем каждую кнопочку… Вы со мной шутки шутить собрались?
Благолепов предусмотрительно сгреб его за локоть и укоризненно прогудел:
— Я тебе говорил… Ты, знай, свое… Ясное дело, люди обиделись! Теперь вот зря съездили!
— Как это зря! Отдавай мне мой телевизор, документ, тару — все отдавай! А то я быстро! Думаете, управы на вас нет? Я найду!
— Ты что разбушевался? — урезонивал его Благолепов, виновато косясь на меня. — Люди подумают, что мы с тобой не просохли еще! Ты же с образованием человек, имей совесть!
Вот тут я пожалела, что отослала Виктора. Если бы не благородство петяйкинского спутника, нам бы пришлось туго. Ситуация была на редкость абсурдной, и я не знала, как ее разрешить. Но тут на помощь мне пришла Маринка.
— Я сейчас снимаю трубку, — железным голосом сказала она, — и звоню прямо в милицию! Будете объясняться в отделении, мужчина! Коробку ему подавай! Вот в милиции тебе и дадут коробку — из бетона, с решетками! Ему краденое вернули, а он еще выпендривается!
Петяйкин, выпучив глаза, уставился на нее. Я думала, что сейчас он сотрет мою секретаршу в порошок. Но этого не произошло. Краска постепенно схлынула с лица агронома, он притих, вытащил из кармана грязноватый носовой платок и вытер вспотевший лоб. Потом подумал и сказал тоном ниже: