— Да вот, я так и знал! — сердито процедил Кавалов. — Уж что-что, а испортить праздник — это твой братец умеет! Ну что ж, не смею никого задерживать! Все равно в этом доме сегодня ждать уже нечего. Как говорится, где стол был яств — там гроб стоит. Приношу свои глубокие соболезнования!
В свои слова он вложил изрядную долю сарказма, направленного в основном против собственной супруги. Однако Эдита Станиславовна, поникшая, расстроенная, вряд ли могла сейчас по достоинству оценить его старания. С трудом вырвавшись из глубокой задумчивости, она вдруг махнула рукой и сказала:
— Ах, я тоже ухожу! Ты как хочешь, а я должна увидеть брата!
— Я не попрусь сейчас в гараж, даже не надейся! — злорадно сообщил Кавалов.
— Ах, я доеду на троллейбусе! — сказала Эдита Станиславовна. — Или возьму такси!
— Могу вас подвезти, — предложила я.
Эдита Станиславовна признательно мне улыбнулась. Это почему-то окончательно взбесило Кавалова. Он трясущимися руками выхватил из кармана пачку сигарет и крикнул:
— Прекрасно! Я поеду! Сяду за руль в нетрезвом виде — ради бога! Ради своего замечательного родственника я готов на любые жертвы! Извольте!
Атмосфера накалялась. Сладкая пара — экстремал и художница — под шумок предпочли улизнуть, наскоро попрощавшись. Хозяйка неожиданно начала беззвучно, но обильно лить слезы. Кавалов, избегая смотреть по сторонам, курил сигарету, часто и лихорадочно затягиваясь.
Я и не заметила, как со мной рядом оказался Пашков. Взяв меня под локоть железной рукою, он негромко сказал мне на ухо:
— Предлагаю покинуть этот дом! Я знаю, что теперь начнется. Полчаса они будут обвинять друг друга в смертных грехах, а следующие полчаса клясться в вечной любви. Зрелище почти невыносимое.
Я решила прислушаться к его словам. Супруги Каваловы, действительно, сосредоточились друг на друге, практически перестав замечать все вокруг. По-моему, они даже не расслышали моего «до свиданья».
Мы с Пашковым выбрались на улицу. Тихий переулок неподалеку от телестудии был освещен мягким светом ночных фонарей. По черному небу плыли разорванные в клочья тучи. Из разрывов выглядывали слабые звезды. У ветра был особенный, весенний запах.
— Я вас провожу! — уверенно заявил Пашков.
— Меня не стоит провожать, — заметила я. — Вы уже слышали — я на машине.
— Тогда проводите вы меня, — нисколько не теряясь, сказал морской волк. — Время позднее, общественный транспорт ходит из рук вон плохо. Пожалейте скитальца.
Он говорил небрежно, беззастенчиво уставившись мне прямо в глаза. Такая уверенность мне не слишком-то понравилась, но я не нашла веского повода отказать. Однако решила держаться с этим морячком посуше.
— Куда вас отвезти? — спросила я, когда мы уселись с машину.
Он посмотрел на меня со странной улыбкой.
— А может быть, продолжим банкет в каком-нибудь уютном месте?
«Началось», — подумала я, а вслух сказала:
— У меня другие планы! Да и сыта я банкетами уже по горло!
— Ну, тогда поехали на Авиамоторную! — без особого сожаления сказал Пашков.
Это было далековато и совсем не по пути, но, как говорится, сама напросилась. Уже когда мы отъехали довольно далеко, Пашков вдруг насмешливо спросил:
— А чего вам, собственно, не понравилось?
— Вы имеете в виду сегодняшний вечер? Пожалуй, он получился слишком интимным. Зря я пришла.
— А как вы вообще попали к Каваловым? — довольно бесцеремонно поинтересовался Пашков.
— Так же, как и вы, наверное. Пригласили.
— Это я понимаю, — хмыкнул Пашков. — Зачем вы это приглашение приняли — вот вопрос. Что у вас общего с Эдитой? Вы — молодая, классная баба — неужели не могли найти компании получше?
— Знаете что — смените-ка тон, любезный! — сказала я холодно. — Иначе дальше пойдете пешком!
— Серьезно? — нагло спросил Пашков. — Я весь напрягся!
Я подкатила к тротуару и нажала на тормоз. Машина встала.
— Прошу! — сказала я.
Мы стояли примерно на середине длиннющего проспекта. Час уже был поздний, и движение здесь почти совсем прекратилось. Тускло отсвечивали редкие фонари. Справа тянулись темные громады каких-то учреждений, слева сквозь голые кроны деревьев желтели окна в жилых домах. Было ветрено и неуютно.
Пашков сидел развалясь, точно у себя дома, и, кажется, не собирался выходить. Неприятный холодок пробежал у меня по спине. Сейчас я была склонна думать, что морской волк еще не до конца порвал со своим прошлым. Или вспомнил его под воздействием винных паров.
— Прошу вас! — повторила я.
— Брось! — вдруг каким-то отвратительным тоном сказал Пашков. — Не лезь в пузырь! Я же вижу, что у тебя проблемы. Давай решать их вместе — это лучший способ!
И с этими словами он вдруг сгреб меня своими стальными лапами, прижал к груди и впился в шею горячими влажными губами. В общем-то, к мужским порывам подобного рода я отношусь снисходительно — что поделаешь, такими мужиков сделал бог, — но этот человек был мне по-настоящему антипатичен. Ощущение было такое, будто меня обнимает горилла.
— Если вы сейчас же меня не отпустите… — проговорила я, задыхаясь.
— Не, не отпущу! — убежденно сказал Пашков. — Я всегда добиваюсь своего — без вариантов! Ты это учти и смирись. Выбора у тебя все равно нет!
Удивительной наглости оказался человек. Но меня не так просто подавить. Теперь я просто решала задачу, как спастись. Это было почти на уровне интуиции. Свободной рукой я пошарила свою сумочку, залезла в нее и нашла длинную булавку. Дальнейшее было совсем нетрудно — я вогнала булавку ему в щеку, чуть пониже скуловой кости — там очень чувствительное место.
Он отпрянул от меня, точно ошпаренный кипятком. Не слушая, чего он там воет, я выскочила из машины и достала из сумочки мобильник. Мигом набрала номер Виктора и успела выкрикнуть, когда он взял трубку:
— Срочно приезжай на проспект Строителей! Я тут влипла!
По роду деятельности мне частенько приходилось сталкиваться с разными гнусными типами. Я к этому привыкла — стала почти нечувствительна к словесным оскорблениям, да и к физическому насилию отношусь достаточно спокойно, в панику не впадаю и всегда готова дать отпор. В этом плане я многое почерпнула у нашего Виктора. Поэтому и в тот злосчастный вечер восьмого марта мне удалось выпутаться. Хотя, надо признать, с таким законченным мерзавцем, как морской пират Пашков, мне еще сталкиваться не доводилось. Впечатление усугублялось тем, что с этим человеком мне пришлось, как говорится, преломить хлеб — сидеть за одним столом. Это всегда производит эффект — когда обнаруживаешь, что твой сосед по столу — свинья.