— У тебя проблемы? — с ходу поинтересовалась она.
Мне было трудно сдерживаться в эту минуту.
— С чего ты взяла? — огрызнулась я.
— Я же вижу! — с убийственной логикой заключила Маринка.
— У меня только одна проблема — мне нужно, чтобы меня оставили в покое! — отчеканила я, не в силах сдержаться.
Маринка обиженно поджала губы.
— Подумаешь! — пробормотала она, с независимым видом выходя из кабинета. — Могу сюда вообще носа не показывать!
Мне стало стыдно, что свое раздражение я сорвала на ни в чем не повинной подруге, но ее присутствие и вопросы меня сейчас действительно тяготили. И судя по всему, такое настроение было обеспечено мне на все три дня, которые я сама себе назначила, чтобы отыскать убийцу.
Теперь, при свете дня, все эти прожекты представлялись мне совершенно эфемерными, а тот ночной разговор в сквере, который состоялся у меня с Тимуром Закреевым, казался полной глупостью.
По сути дела, я своими руками переодела преступника и выпустила на волю. То-то он сейчас, наверное, посмеивается надо мной! Досада моя была столь велика, что это отразилось даже на материальных ценностях — кофейная чашка просто выпрыгнула у меня из рук и разлетелась вдребезги. После этого я чуть-чуть разрядилась и успокоилась.
Но зачем?! Если Закреев — убийца и грабитель, зачем ему нужна была эта ночная встреча? Куда разумнее было бы взять награбленное и бежать подальше, пока ювелира не хватились. Переодеться? Направить следствие по ложному пути? Но переодеться он мог в квартире Блоха, а что касается следствия… Я представила, как излагаю следователю свою версию событий, и поняла, что следователь не верит ни одному моему слову. Нет, Тимур прекрасно отдает себе отчет, что в любом случае он — подозреваемый номер один.
И еще — если бы Закреев захотел направить меня по ложному следу, он наверняка бы подсказал, чего хочет, назвал бы имя. А он честно сказал, что убийцу не видел и даже никого не подозревает. Опять выходило, что никакого умысла в его действиях не было. А вот рисковал он сильно, зная, что я к нему не испытываю ни малейшей симпатии.
Я выложила на стол связку ключей, которые вручил мне ночью Закреев. Они были сделаны из белого металла и, как мне показалось, кустарным способом. Два от входной двери, два от сейфа. Тот, кто их изготовил, должен был иметь слепки. Значит, это никак не мог быть посторонний.
Кстати, мне стоило большого труда удержаться от соблазна воспользоваться этими ключами, чтобы проверить правдивость рассказа Закреева. Строго говоря, это было совершенно необходимо, и это было совершенно невозможно. Я могла погубить все.
По той же самой причине я ничего не рассказала сотрудникам — мне не хотелось, чтобы они даже пассивно участвовали в мой авантюре. Эту кашу я должна была расхлебывать одна.
Мой взгляд опять остановился на связке самодельных ключей. Итак, все возвращалось на круги своя. Человек, изготовивший ключи, должен был быть принят в доме Блоха. Значит, это родственники — в первую очередь Пашков и опять-таки Закреев. Может быть кто-то третий — всех нюансов личной жизни Блоха я не знаю — но до сих пор о такой возможности не заикался никто, ни сам Адам Станиславович, ни его сестра, ни Закреев.
Меня более всего привлекала кандидатура Пашкова — сомнительное прошлое, интерес к золоту Блоха, неразборчивость в средствах — все это укрепляло меня в мысли, что он мог быть убийцей ювелира.
Мой расчет был прост — если Пашков убедится, что об убийстве никто не знает, он непременно вернется. Конечно, предварительно произведя разведку и изготовив новые ключи. Медлить он не будет — наверняка его и так гложет досада за проявленную слабость. Даже странно, что он не расправился с Тимуром. А может быть, он его и не видел?
Существовала только одна проблема — я понятия не имела, где искать Пашкова. Нужно было срочно связаться с Эдитой Станиславовной и наводящими вопросами выведать у нее этот секрет. В принципе, это было не трудно, но меня буквально коробило от мысли, что придется морочить голову женщине пустыми разговорами, скрывая при этом тщательно жуткую весть о смерти брата. Это было суровое и не слишком чистоплотное испытание.
И все-таки мне надо было через это пройти. Набравшись решимости, я принялась названивать по домашнему телефону Каваловых. То ли никого не было дома, то ли телефон был отключен, но на мой звонок ответили только через час. Трубку взял Кавалов. Судя по тону, он был чем-то раздражен и не был расположен разговаривать. Но с ним я почему-то чувствовала себя сейчас не так скованно и без всякого стеснения принялась изображать из себя соскучившуюся подругу.
— Здравствуйте, Виктор Алексеевич, — обрадованно начала я. — Как ваше здоровье? Мне сказали, что вы прихворнули? Я так беспокоилась — каждый день звонила. Но вы то уезжали, то, видимо, выходили куда-то… Вот и сегодня…
Кавалов перебил меня и произнес, выделяя каждое слово:
— Сегодня утром мы с Эдитой Станиславовной отправились к своему брату — в магазин! Если она вам срочно необходима — звоните туда! Или вас действительно интересует состояние моего здоровья?
У меня что-то оборвалось в груди, и я даже потеряла на мгновение дар речи. Эдита отправилась к Блоху! Худшего варианта и придумать было невозможно. Что же делать? Вдруг у нее есть свой ключ?
— Э-э… Конечно, нет… То есть, конечно, интересует! — забормотала я упавшим голосом. — Надеюсь, вы уже поправились?
— Я чувствую себя достаточно прилично, — с расстановкой проговорил Кавалов. — Вы удовлетворены?
Однако со времени последней нашей встречи Виктор Алексеевич порядком ко мне охладел. Или талант ловеласа просыпается в нем только под воздействием винных паров?
— Я очень рада, что вам лучше, — сказала я не слишком убедительно. — А ваш брат, значит, уехал? Наверное, куда-нибудь поближе к морю?
— Пока он отправился в Москву, — ледяным тоном ответил Кавалов. — Вас интересует подробный маршрут?
Я просто физически ощущала, как пол подо мной превращается в какую-то предательскую, ускользающую зыбь. Мои планы рушились ко всем чертям. Если даже я не ошиблась и убийцей был Пашков, то он оказался умнее, чем можно было ожидать. Он никуда не собирался возвращаться. Он даже не помахал на прощание ручкой. Кто знает, может, через неделю он уже будет болтаться где-нибудь посреди Индийского океана, гордый и недоступный? Я этого не знала — поэтому не стала стесняться.
— Вы угадали, — ответила я Кавалову. — Игорь Николаевич произвел на меня неизгладимое впечатление. Никак не могу его забыть. Расскажите мне о его планах! Может быть, я буду писать ему письма.
Кавалов некоторое время молчал. Видимо, мне все-таки удалось сбить с него спесь. Он не ожидал такого нахальства.
— Планы моего брата мне неизвестны, — сухо сказал он наконец. — Мы никогда не обсуждаем эти вопросы. Не представляю, куда он отправится. Впрочем, не думаю, что ваши письма до него дойдут.