— Какие они потаскухи, нормальные девчонки, — примиряюще ответил сын. — А Надежде Федоровне язык нужно отрезать. Она небось до утра не спала, все прислушивалась, старая кошелка.
— Да ты как разговариваешь! — взъярилась мать. — Ну-ка, давай сюда бутылку! И вообще, с сегодняшнего дня под домашним арестом будешь у меня сидеть. Никуда не пойдешь, а то и тебя укокошат. Ты думаешь, так, что ли, все просто? Наверняка какие-нибудь бандиты и грохнули твоего Сережку. Зачем только дружил ты с ним?
Мать присела рядом с сыном и попыталась его обнять, создавая таким образом, как ей казалось, атмосферу доверительности и теплоты. Дмитрий, однако, только скривился.
— А с кем дружить?
— С нормальными ребятами. Неужели нормальных нет в институте? У кого родители хорошие…
— Родители всегда хорошие, — ехидно протянул сын.
— А Сережка твой сам нарвался наверняка. С него станется. Я уж его узнала за три года вашей дружбы, — сказала мать. — Говорил мне: «Зоя Николаевна, вокруг одни козлы и идиоты!» Он один больно хороший был. Ты уж, Дима, дома посиди, никуда не ходи, а то и тебя под горячую руку бандюги эти угрохают. Сказал бы матери, что у вас там случилось… Может, в милицию надо заявить?
— Мать, успокойся, а! Какую милицию, о чем ты говоришь?
— С кем повздорили-то?
Дмитрий молчал. Он налил себе в рюмку джина, потом хотел налить тоник, но вдруг передумал и одним залпом осушил рюмку. Зоя Николаевна только и успела, что снова всплеснуть руками. Парень закашлялся от крепости напитка и долгое время не мог успокоиться.
— Вот, раскраснелся весь, — прокомментировала мать с укоризной.
Едва только Дмитрий откашлялся, она снова принялась за укоры и расспросы:
— Откуда вы тогда пришли-то, ты можешь мне сказать или нет?
— Когда тогда? — почти с ненавистью глядя на мать, переспросил Дмитрий.
— Когда? Тогда! — повысила голос Зоя Николаевна. — Заявились вы со своим Никитиным разукрашенные! Мне Надежда Федоровна говорит — Сережка и твой пришли все в синяках, ссадинах, матерились на весь подъезд. С кем тогда подрались?
— Тебе-то какая разница? — уже окончательно устав от утомительного диалога, спросил Дмитрий.
— Дима, одумайся, зачем тебе все это?
— Что — это? Бабы, что ли, зачем? — с вызовом спросил сын.
— Да бабы — ладно! Зачем нарываешься-то? Ведь люди сейчас какие пошли — за копейку угрохают.
— Брось, ты ничего не понимаешь, — продолжал отмахиваться Дмитрий.
— Конечно, я ничего не понимаю. Ты больно много понимаешь!
— Я-то понимаю, конечно, — пробурчал себе под нос Дмитрий.
— Надежда Федоровна говорила вон…
— Короче, мне надоело, — Дмитрий поднялся с дивана, оттолкнул мать и пошел к выходу из квартиры как был, в одних трусах и футболке. — Сейчас я этой дуре накостыляю.
Мать бросилась следом за ним и нагнала его уже в дверях, когда сын открывал замок.
— Куда ты, куда ты! — зашипела она на него. — Люди-то что подумают?
— Да плевать мне на людей! — заорал сын. — У меня друга убили, а они все сплетничают!
И он рванул на себя дверь. Мать ударилась головой о стену и застонала. Дмитрий же выбежал на лестничную площадку, подскочил к соседней двери и забарабанил в нее. Никто ему, однако, не открыл. Дмитрий продолжал стучать. Он стучал все сильнее, злее, подключив к рукам еще и ноги. Когда он в ярости стукнул в дверь соседки головой, к нему подскочила очнувшаяся от шока мать.
— Димочка, сынок, пойдем домой. Ну что ты меня позоришь? — почти шепотом, умоляюще заговорила она. — Не надо, ну пожалуйста, а то она разозлится и всем расскажет, что вы с Сережкой поссорились накануне, — мать окончательно перешла на шепот. — Еще, чего доброго, тебя обвинят.
— Че-го? — вырвался из настойчивых материнских объятий Дмитрий. — Ты чего несешь-то?
— Она… Надежда Федоровна… говорила, что вы в подъезде с Сережкой дрались… Четвертого числа… — запинаясь под бешеным взглядом сына, заговорила Зоя Николаевна.
— Пошла она!.. — заорал Дмитрий, со злостью пнув ногой дверь отсутствовавшей на ее счастье соседки. — Придет, я ей башку отшибу!
Тут открылась другая дверь и на площадке появился с недовольным лицом усатый мужик средних лет.
— Вы чего буяните-то? — строго спросил он, нахмурив брови.
— А вам чего? — так же хмуро, но уже не агрессивно бросил в ответ Дмитрий.
— Чего-чего… Посмотреть хоккей не даете нормально, орете тут как резаные. Что случилось-то? — уже более миролюбиво спросил он.
— Да ничего не случилось, — отмахнулся Дмитрий, стараясь не смотреть на соседа.
— Ничего не случилось, — подтвердила мать, извиняющимся взглядом пытаясь успокоить соседа. — Выпил он на праздники лишнего, и вот…
— А, выпил? — понимающе протянул сосед. — Ну, все ясно.
И захлопнул свою дверь.
А мать Дмитрия торопливо зашептала:
— Пойдем, пойдем… Сейчас таблетку тебе дам успокоительную, ляжешь, поспишь, потом все хорошо будет… Ну пойдем, мой хороший… Не вернешь ведь его, Сережку-то… Не вернешь уже… Ну что ты в самом деле?
Пока мать успокаивала своего разошедшегося не на шутку буяна-сына, в настроении последнего произошли кардинальные изменения. Им овладела необыкновенная плаксивость, и он, прислонившись к плечу матери, как в детстве, начал сдавленно рыдать, чем спровоцировал еще большее проявление материнских чувств. Зоя Николаевна сама готова была зарыдать в голос.
Она повела сына обратно в квартиру и только собралась захлопнуть дверь — рыдающий в истерике Дмитрий был уже в прихожей, — как перед ней возникла хорошо одетая женщина лет тридцати пяти. Незнакомка любезно осведомилась:
— Добрый день, это квартира Шатиловых?
В голове у матери забродили тревожные мысли. Настороженно оглядев женщину, она ответила:
— Да, Шатиловых. А что вы хотели?
— Ваш сын Дмитрий дома?
Лариса сразу поняла, что перед ней мать парня, и не стала тратить время на ожидания подтверждения своей догадки. Мать хотела было ответить «нет», но тут Дмитрий, прекратив рыдания, сам высунул голову в дверной проем и уставился на Ларису мутным от алкоголя и слез взглядом.
— Ну? — только и спросил он.
— Меня зовут Лариса Котова, я частный детектив. Можно войти? — выдержав взгляд молодого человека, спросила она.
— Ну… заходите, — совсем растерявшись, ответила мать. — Меня Зоя Николаевна зовут.
— Очень приятно. А это, как я понимаю, Дима? — кивнула Лариса на покачивавшегося Шатилова-младшего.
— Да. Дима, — коротко ответил тот.