— Так вы оба актеры! — издевательски воскликнул Путешественник. — Автограф можно?
Боксер хотел ударить Путешественника, чтобы вогнать пробки ему в череп, но он не смог поднять руку. Страшная слабость охватила его, и он сел на свободный камень.
— Так я и знал, — пробормотал он. — Так и думал… Финита ля комедия…
— Надо прекратить демонстрацию этого пасквиля! — предложил Аулис сиплым голосом.
— Угомонись! — рыкнул Боксер и почувствовал, как кто-то горячий и сильный обнюхивает его спину. Он обернулся и увидел перед собой льва.
— Не бойтесь, он не кусается! — сказала девочка в белой накидке, хватая зверя за гриву.
— Я не кусаюсь, — подтвердил лев.
— Чудеса! — покачал головой Путешественник. — А вы что ж, не будете дальше смотреть?
— Спасибо, — ответил Боксер. — Я этот фильм всю жизнь смотрю… Тошнит уже.
— Сиди и смотри! — повелел лев и насупил брови.
Поодаль, заняв середину улицы, взламывал свой ящик Интеллигент. Он спешил, чтобы к концу сеанса успеть разложить товар и написать ценники, и потому не обращал внимания на экран, где в игру подключился новый актер, поразительно смахивающий на него.
— Это отвратительно, — сказала Стюардесса, виясь пчелкой вокруг Боксера. — Я теперь буду презирать полицейских.
— Валяй, — траурным голосом согласился Боксер.
— Вы не правы, — заметил лев, поглядывая на блузку печальными глазами, обрамленными длинными золотистыми ресницами. — Не все полицейские одинаковы.
Боксер исподлобья глянул на экран, где начались похождения худого полицейского в очках, и спросил у льва:
— Скажите, а можно выключить это кино? Здесь много детей, а показывать будут очень неприглядные сцены. Я-то своего коллегу хорошо знаю…
— Выключить кино? — переспросил лев, задумался и почесал лапой за ухом. — Понимаете, в чем дело. Это ведь не совсем кино. Это окно, за которым спрессовалось прошлое. Все, что происходило, проецируется на экран, подобно тому, как мы отбрасываем тени в солнечную погоду. Мы делаем шаг, и тень делает шаг… Может, я слишком мудрено объясняю…
— Нет-нет, — перебил льва Аулис. — Очень даже доступно. И не надо ничего выключать. Мне, например, хочется узнать про других. Про меня показывали, пусть про других покажут. Все должно быть по справедливости!
— А я этого уже вот так насмотрелся, — сказал лев и провел лапой у себя по горлу.
Все вдруг вздрогнули от громкого треска. Интеллигент наконец оторвал крышку от ящика и, склонившись над ним, застыл, напоминая колодезного журавля. Цокая копытцами по булыжнику, к нему подошел теленок и тоже заглянул в ящик.
— Должно быть, что-то разбилось, — предположил Боксер.
Интеллигент сунул руки в ящик по локти, не без усилий вытянул их оттуда и выкинул полные пригоршни песка.
— Песок засыпался, — выразил другую версию Аулис.
— Странно, — произнес Путешественник. — А я все голову ломал, что в этом ящике…
Помахивая черным хвостиком, к ним подошел теленок.
— Я думал, об этом все знают, даже дети, — сказал он льву. — Но нет! Уж сколько мы талдычим одно и то же! Уже, наверное, оскомину набили! А они все тащат и тащат сюда песок.
— Я подмету потом, — махнул лапой лев и зевнул.
Любопытство проявил и орел. Со свистом рассекая воздух, он сделал круг над зрительным залом и, распушив могучие крылья, мягко опустился на край ящика. Интеллигент продолжал пригоршнями выкидывать песок из ящика. С каждой минутой он работал быстрее и быстрее. Чтоб не мешать ему, орел спрыгнул на дорогу и, покачивая костлявыми плечами из стороны в сторону, подошел к зверям. Склонил голову, посмотрел одним глазом на Аулиса, затем на Боксера, почистил клюв желтым ороговевшим когтем и, разбежавшись, взмыл в темное небо. Интеллигент уже выбирал песок со дна и, не удержав равновесия, упал в ящик. А зрители уже следили за жизнью очередных героев. На экране куражился мстительный, продажный и беспринципный командир самолета, который из-за своего скудоумия и непрекращающегося пьянства угробил огромный пассажирский лайнер, и в результате катастрофы многие погибли, многие стали калеками, а остальные, лишившись всего, были обречены доживать свой век в нищете. Отдельные кадры демонстрировали настолько откровенно отвратительную изнанку командирской жизни, что даже любопытный Аулис отвернулся, едва сдерживая рвотные позывы.
Интеллигент, обессилевший от борьбы с песком, выбрался из ящика, врезал по нему ногой и побрел куда-то в темноту.
— Надо бы ему одежду раздобыть, чтоб прикрыть срамоту, — сказал лев. — Таких бедных у нас давно уже не было…
И зверь легкой рысью побежал вслед за Интеллигентом.
— Хорошая у нас компания подобралась, — мрачно усмехнулся Боксер, глядя на приключения белобрысого агента, который возомнил себя героем, равным Джеймсу Бонду. И вот этот герой берет на себя тяжкий грех и убивает человека, чья вина не была доказана, тотчас попадается полиции, трясется за свою жалкую жизнь в камере смертников, потом изворачивается, трусливо лжет правосудию, молит бога о пощаде, но при всем этом полон твердого убеждения, что совершил великий подвиг во благо родины…
— Какое скучное кино! — вдруг ни с того ни с сего оживилась Стюардесса, летая перед глазами Аулиса, Боксера и Путешественника. — Давайте не будем смотреть дальше, а пойдем искать воду.
Кстати, а про воду все забыли. И не потому, что интерес к фильму оказался сильнее жажды. Просто сама жажда незаметно исчезла, словно сдалась и отступила, встретив упорное и мужественное сопротивление.
— Уйди! — отмахнулся от блузки Боксер. — Сейчас про тебя показывать будут!
— Ну что интересного могут про меня показать? — с мольбой произнесла Стюардесса, заслоняя собой экран. — Подумаешь, какие-то бессовестные папарацци подсмотрели, как я моюсь в ванной! Ну, мужчины, дорогие! Немедленно опустите глаза! Ну, хотите, я сейчас разденусь перед вами? Не смейте же смотреть! В конце концов, я запрещаю вам внедряться в мою личную жизнь, ибо закон гарантирует ее неприкосновенность!
Стюардесса не зря волновалась. Новый сюжетный поворот, где она исполнила главную роль, вредно было не только смотреть, но даже пересказывать словами. Дети, которые сидели перед экраном, немедленно склонили головы и опустили на лица белые капюшоны. Блузка повисла в воздухе, пытаясь закрыть от мужчин экран, и даже затрещала по швам от напряжения.
— Я ж на это пошла от веры! — глотая невидимые слезы, оправдывалась Стюардесса. — Мне если пообещают что-нибудь, так я сразу и отдаюсь… Разве я порченая? Мне за свое будущее было страшно, и под чье крылышко я только не лезла! Это ведь я не по убеждению, а из доверчивости… Ой, не смотрите, пожалуйста… Господи, стыдно-то как…
Теленок застыдился даже звукового сопровождения фильма и отошел к дереву.