— Кто же за тобой присмотрит, если не я.
— Дин? — предположила я.
Кэл возмущенно фыркнул:
— Лучше даже не упоминай при мне этого патлатого. Он не джентльмен — ни в каком смысле.
— Ничего, — откликнулась я. — Я тоже далеко не леди.
Спустившись к подножию лестницы, мы оказались у очередной неприметной двери. Эта, однако, не была ни потайной, ни запертой на замок и раскрылась при нашем приближении сама собой — как двери библиотеки. Я прикинула, какой механизм может обеспечивать настолько искусную иллюзию — пластинка в полу, реагирующая на нажатие и связанная с системой блоков и шкивов, или датчик движения, который сработал, стоило нашим теням упасть на невидное глазу булавочное отверстие в стене?
Мы вновь стояли в проеме, ведущем в темноту, но на этот раз, когда я шагнула вперед, раздался чей-то крик.
— Кэл! — Я рефлекторно ткнула его кулаком в плечо. — Лампа!
— Вы вторгаетесь в частные владения! — взвизгнул голос. Вылетевшая из темноты снарядом женская туфля едва не попала Кэлу в голову. — Я не заражена! Уходите!
— Эй, послушайте, мисс! — крикнул Кэл. — Вам не из-за чего так кипятиться!
Вторая туфля последовала за первой. Я едва успела пригнуться.
— Вы там! — рявкнула я. — Прекратите немедленно!
В наступившей тишине призрачный луч лампы обежал комнату за дверью, выхватив из темноты каменный пол, большую фарфоровую раковину с рукояткой насоса и холодильный шкаф полированного красного дерева.
— Кто вы? — крикнула я в полумрак, уверенная, что вирусотвари вряд ли стали бы швыряться в нас поношенными кожаными лодочками.
— Не ваше дело!
Если учесть, что дом принадлежал моему отцу, я лично считала, что это очень даже мое дело, но спорить с незнакомкой, прятавшейся в кухне и бомбардировавшей нас обувью, было как-то странно. Пытаясь определить, откуда идет голос, я обвела комнату взглядом. Затухающий в камине огонь, с последним вздохом выбросивший несколько угольков, которые заскакали по камням, оставляя черные полоски. Единственное кресло рядом с очагом, на подлокотнике — развернутая, лежащая вверх корешком книга. «Алиса в Стране чудес». Запрещенный текст из «Кострового списка», где перечислялись все книги, приговоренные прокторами к сожжению. Я помнила, как еще малышкой кашляла от дыма, а Конрад уводил меня подальше от толпы, собравшейся вокруг гигантского пламени на площади Изгнания.
— Это ваша книга? — спросила я.
Послышались шорох и сопение, и я уловила источник звука — между раковиной и холодильным шкафом.
— Я ни в чем не виновата. Она уже лежала в библиотеке, когда я пришла. Я из нее ни единого словечка не прочитала — мне просто картинки нравятся.
Я подняла первую увиденную мной настоящую еретическую книгу и перевернула ее. Вязаная закладка — на подобную же дребедень я потратила не один час на занятиях по домоводству — угнездилась недалеко от середины. Ничего необычного в книге не было — дешевое издание в грубом переплете. Я провела пальцем по первым строчкам на открытой странице, и типографская краска оставила след у меня на коже.
«Болванщик широко открыл глаза, но не нашелся, что ответить.
— Чем ворон похож на конторку? — спросил он, наконец». [3]
— Ну и чем ворон похож на конторку? — поинтересовалась я вслух.
— Так это же безумное чаепитие, — отозвались из темноты. — На загадки нет ответов, если только ты сам не чокнутый, — и после паузы закончили почти шепотом, словно робея повторять из книги: — «Все мы здесь не в своем уме». Так там Чеширский Кот говорит.
Пока она мямлила, я двинулась на голос, и мои пальцы цепко ухватили округлое плечо его обладательницы. Девушка взвизгнула — судя по всему, она была ненамного старше меня и донельзя напугана.
— Уберите руки! Что это вы себе позволяете?!
Я встряхнула ее так, что медно-рыжие кудряшки подпрыгнули:
— Ну, довольно! Кто ты такая?
Пухлое личико девушки вспыхнуло румянцем:
— Хватает же совести руки распускать! Небось в жизни манерам не учили!
— Ну, ну, — проговорил Кэл, направляя на нас лампу. — Вам обеим нужно успокоиться.
— Кто ты? — повторила я, не обращая на него ни малейшего внимания. — Что ты делаешь в доме моего отца?
Тон получился, пожалуй, куда грубее, чем я хотела. Не знаю, что тому было виной — темень вокруг, эта книга или мое пульсирующее плечо. Может, просто уже не хватало терпения на всяких глупых девчонок и их глупые уловки.
— Работаю я тут, вот что! — огрызнулась та. — Горничной. Это вы кто такие?!
Весь мой пыл мгновенно улетучился. Ну разумеется, в таком большом доме не могло не быть слуг. И разумеется, эта девушка приняла нас за каких-нибудь злоумышленников.
— Я — Аойфе Грейсон, — выдавила я, чувствуя, что пришла моя очередь краснеть. — Дочь мистера Грейсона.
Горничная презрительно сдвинула брови:
— Первый раз слышу, что у него есть дочь!
Я выпустила ее плечо и сделала шаг назад. Еще бы. Какое отцу до меня дело.
— Куда же все подевались? — спросил Кэл. — Другие слуги? Сам мистер Грейсон?
— Они… — Девушка задрожала, ее круглое лицо в свете лампы побледнело, будто у мертвеца. — Они…
— Как тебя зовут? — вмешалась я, видя, как ее трясет.
— Бетина, — пролепетала она. — Бетина Констанс Перивейл.
— А меня Аойфе, — повторила я. — Это Кэл. Мы с еще одним другом разыскиваем моего брата, Конрада. Он немного старше меня, повыше ростом… Черные волосы, голубые глаза. Он был здесь?.. Ты его видела?
Глаза Бетины, цвета бутылки с кока-колой на просвет, расширились:
— Мистер Конрад? Так вы его сестра?
— Да. И мне очень, очень нужно найти его, Бетина. Можешь мне чем-то помочь?
Лицо девушки сморщилось, глаза наполнились слезами, по щекам пролегли мокрые, блестящие как роса, дорожки.
— Ох, это было ужасно. Ужасная, ужасная вещь произошла с мистером Конрадом.
Горло у меня стиснуло от страха. Я пошарила в карманах и протянула Бетине безжизненно повисший в моей руке грязновато-белый флажок платка. Девушка схватила его и громко, прерывисто высморкалась.
— Бетина, — мягко сказала я, — не нужно плакать.
Но она только зашлась еще сильнее.
— Бетина! — повысила я голос, стараясь представить, как бы разговаривал со слугами Маркос Лангостриан. — Разве так ведут себя в присутствии своих… э-э… хозяев?
— П-п… п-простите, мисс, — заикаясь от рыданий, пробормотала она. — Я п-просто… Я з-здесь уже н-несколько дней. Одна, в холодном подвале. А уж когда на дворе ночь… — Она снова ударилась в слезы, так что мой носовой платок весь промок.