Стас понял, что кто-то из присутствующих собирается уезжать – по-видимому, это был невысокий полноватый человек в золотых очках, который деловито и строго наставлял другого – высокого, жилистого, с худым желчным лицом.
– Короче, Валентин, остаешься здесь за старшего! – говорил он, тыча худого указательным пальцем в грудь. – Мне здесь оставаться просто неразумно. Ты видел этого мента. Он неспроста завалился сюда. У него что-то на уме. Пока не поздно, я должен с ним разобраться. Если они действительно нашли диск, все может кончиться очень плохо. Мне нужно посоветоваться с нашими московскими друзьями, что можно сделать с этим Гуровым. Я считаю, в панику впадать рано, но и легкомысленность в данном случае преступна.
– И что же ты мне предлагаешь? – не слишком любезно спросил Валентин. – Сидеть здесь и ждать, пока ментовка меня накроет?
– Совсем наоборот, – жестко возразил очкастый. – У тебя есть голова на плечах. Сделай так, чтобы здесь было чисто. Чтобы никто не мог ничего заподозрить. Не мне тебя учить. Только имей в виду – при любом раскладе я не имею никакого отношения к тому, что происходило в этом доме! Так что выкручивайся как можешь, чтобы комар носа не подточил!
– А ты не боишься остаться без своего советника? – все так же хмуро спросил Валентин. – Ты просто подставляешь меня. Надеешься успеть свалить куда-нибудь на Канары?
– Типун тебе на язык! – зло сказал очкарик. – Зачем мне сваливать? Еще не факт, что Журавель решился меня сдать. Кишка у него была тонка. Блефовал он – вот и все! Нечего развешивать сопли – все будет нормально.
– Раз есть диск, значит, есть и информация! – упрямо сказал Валентин. – Я предупреждал тебя, что лучше договориться с Журавлем по-хорошему. Ты не послушал. И теперь хочешь сделать по-своему. Почему я должен платить за твои ошибки?
– Ну ладно, хорош базарить! – оборвал его очкарик. – Сделаешь, как я сказал. Я тебе не за то плачу бешеные бабки, чтобы выслушивать твои замечания. Избавься от бабы и сиди спокойно – жди указаний. Сам мне не звони. Все!
Очкастый прыгнул на переднее сиденье «Мерседеса» и с шумом захлопнул дверцу. Водитель запустил мотор. Коренастый крепыш в белой рубашке открыл ворота гаража и выпустил «Мерседес» на волю. Потом железная створка опустилась, и в гараже наступила тишина.
Валентин стоял посреди помещения, прямой как столб, и на щеках его играли желваки. Он так долго и мрачно разглядывал парня в белой рубашке, что тот не выдержал.
– Может, чего надо, Валентин Сергеевич? – неуверенно спросил он. – Я, конечно, извиняюсь, но, может, вокруг дома посмотреть? Не понравился мне этот мент. А вдруг он не один пришел?
– Чего несешь? – злобно сказал ему Валентин. – Только этого нам еще не хватало! Друганы твои раскололись, думаешь? Почему тогда сразу нас всех здесь не повязали? Иди наверх. Мне подумать надо.
Парень ушел, а Валентин, постояв немного, направился наконец к железной двери в глубине гаража. Крячко подобрался и опустил предохранитель «Макарова». Не дойдя до двери, Валентин неожиданно остановился, будто споткнувшись – несомненно, он сообразил, что засов отодвинут. Он почувствовал неладное и оглянулся в надежде, что его спутник еще не ушел.
Крячко надоело ждать, он распахнул дверь, направил пистолет на Валентина и сказал добродушно:
– Привет, приятель! У тебя телефончика с собой нет? Я свой обронил где-то, а мне ребятам позвонить надо…
– Ну, сегодня ты превзошел самого себя! – восторженно воскликнул Крячко, шутливо раскрывая объятия навстречу Гурову. – С утра в вечернем костюме!
Действительно, Гуров сегодня выглядел необычно торжественно – лучший костюм, ослепительная рубашка, новый галстук и сверкающие штиблеты. На фоне Стаса, который всегда одевался принципиально небрежно, выглядеть торжественно было не так уж и сложно, но на этот раз в наряде Гурова явно подразумевался какой-то особый смысл.
– Звонила из Парижа Мария, – немного смущенно признался Гуров. – Под утро. Она возвращается сегодня – чартерным рейсом, – он посмотрел на наручные часы. – Через три часа я должен быть на аэродроме как штык. Мне помнится, руководство обещало коллективную встречу с оркестром и морем цветов. Но Петр только что умчался в министерство, нам с тобой нужно присутствовать на допросе, да еще купить эти чертовы розы…
– Значит, все нужно делать в темпе, – заявил Крячко. – Без коллективной встречи твоя Мария, я думаю, обойдется – достаточно будет только роз. И даю тебе совет – когда Мария сойдет с трапа, не рассказывай ей первым делом про то, как пытается увильнуть от правосудия Полосатов. Скажи просто, что любишь и очень соскучился…
– Ну, спасибо! – иронически произнес Гуров. – Утешил. Что бы я без тебя делал, учитель?.. Кстати, о Полосатове – по последним сведениям, он до сих пор в столице, ищет управу на Гурова. Ночует в гостиницах и каждый день их меняет. Начисто забыл, что у него здесь есть резиденция.
– Она же, как нам известно, не на него оформлена, – усмехнулся Крячко. – Я не я, и лошадь не моя. И уж, разумеется, ему ничего не ведомо о женщинах, которых приковывают в гараже к трубам.
– Ладно, поехали! – сказал Гуров. – Посмотрим, что стало ведомо нашему Бенедиктову после напряженной работы… Наверное, он уже вывел всех на чистую воду.
– Да, Бенедиктов на себя не похож, – серьезно сказал Крячко. – Просто роет землю! Хочет уйти на пенсию с шиком. Кстати, он до сих пор, кажется, надеется на специальную президентскую прибавку… Я все время с ужасом жду, когда он мне о ней напомнит…
– Не волнуйся, – успокоил его Гуров. – Бенедиктов не такой простак, как ты думаешь. За это дело он вполне может быть отмечен в приказе по министерству, а это тоже не гусь чихнул! Тебе-то этого не дождаться до самой смерти!
– Интриги! – жалобно сказал Крячко. – Подозреваю, Лева, что причиной тому интриги, и ничего более!
Так, перебрасываясь шуточками, они добрались до кабинета Бенедиктова, где должен был состояться допрос того импозантного мужчины, который пятнадцатого июля напугал Немову.
Немова тоже была здесь. Она уже оправилась после потрясения, приоделась и выглядела почти так же чарующе, как на старой фотографии. Некоторая бледность лица даже придавала ей дополнительный шарм. Впрочем, в глубине ее зрачков горел далеко не безобидный огонек, и Гуров подумал, что людям Полосатова не стоит рассчитывать на ее снисхождение.
Бенедиктов уже приступил к допросу. Гуров и Крячко успели как раз вовремя. Надо сказать, если Бенедиктов и испытывал некий душевный подъем, то ему удавалось это очень хорошо скрывать. За столом сидел немолодой, лысоватый, уставший от всего человек. Вопросы он задавал ровным, почти равнодушным тоном, словно ему было решительно все равно, какие ответы он на них получит.
Подследственный, сидевший напротив него, даже сейчас выглядел гораздо внушительнее и элегантнее своего следователя. Правда, на нем не было галстука, и на щеках пробивалась синеватая щетина, но осанку он продолжал сохранять гордую и держался с достоинством.