— Вы тоже считаете, что автокатастрофу подстроили? — осведомилась я.
— Почему тоже? — не понял Гоффман.
— На что-то в этом роде намекала Елена Николаевна, — объяснила я.
— Вот видите, — торжествующе проговорил Герман Генрихович, — значит, не зря я ее уволил.
Я подумала, что у Гоффмана железная логика, но комментировать ничего не стала. Пусть выскажется до конца!
— Ну, ладно, — продолжал Гоффман, — я вам признаюсь, раз речь об этом зашла: Алле кто-то глаза на этот случай открыл. Не знаю кто, но дело наружу вышло. Вот тогда-то она и выкупила у Анны долю в бизнесе. Они с ней даже договорились: Анна едет во Францию, а Алла не заявляет в милицию и вообще обо всем забывает!
— И как же она после всего решилась теперь заявить о своих правах? — недоумевала я.
— Времени много прошло, — ответил Герман Генрихович. — Да и кто теперь что докажет?! — Он махнул рукой. — Я удивляюсь, что Аня раньше-то согласилась на эту сделку. Полагаю, только потому, что заранее план свой обдумала. Знала зараза, что вернется и устроит весь этот кордебалет! Одного только не предусмотрела…
Чего не предусмотрела Аня Степнова, понятно было и без слов. Только все эти откровения господина Гоффмана ни на миллиметр не продвинули меня к разгадке. Что же хотела сказать мне Елена Николаевна? Об этом, к сожалению, знала только она одна!
— Вот у Аллочки нервы-то и не выдержали! — резюмировал Герман Генрихович. — Иначе не объяснишь, — развел он руками. — Спровоцировала ее Анюта…
— Так вы считаете, что это все-таки ваша жена убила Анну? — Да, — глухо подтвердил Гоффман.
— А где сейчас обретается Олег Малахов? — спросила я.
— В Москве, — ответил Герман Генрихович. — Он, знаете ли, крупный бизнесмен! Нефтью, кажется, занимается…
На прощание я задала последний вопрос:
— А почему вы уволили Нину Андреевну?
Гоффман изменился в лице.
— Никто ее не увольнял, — ответил он. — Старуха сама ушла, неблагодарная! К ней в нашем доме относились словно к родной!
* * *
— Ирина, ну, как вы? — осведомился Костя, едва я вернулась в машину. Он вновь почему-то вдруг перешел на «вы».
— В порядке, — сказала я, извлекая из косметички элегантную пудреницу. Должна же я была привести себя в порядок. В кои-то веки! — Только ты не можешь обращаться ко мне на «ты»?
— Извините, — смутился Костя, — то есть извини, — поправился он. — Куда мы теперь? — осведомился он, трогаясь с места. Машина плавно стала набирать ход. Я улыбнулась своему отражению в зеркале, чтобы снять стресс.
— На Вишневую, 18, — ответила я, убирая пудреницу на место. Только в этот момент я вспомнила, что даже еще не подумала о героине нашей следующей программы. А будет ли она вообще? При этой мысли меня словно обдало холодом. Неужели Кошелев не пустит меня в эфир? Я поклялась себе, что ни за что не допущу того, чтобы мою программу закрыли, и успокаивала себя тем, что Евгений Иванович скорее всего уже завтра потребует с меня сценарный план очередной программы. Неделю назад такой поворот событий вряд ли вызвал бы у меня прилив энтузиазма и жизненных сил. Но времена меняются…
— И что мы там будем делать? — осведомился Костя.
— Разговаривать с охранником, который дежурил в клубе в четверг, — ответила я.
— А адрес-то где взяла? — Голос у Шилова потеплел: я, как всегда, оправдала его ожидания. — Что-то подсказывает мне, что в этом деле не обошлось без Гурьева. — Костик обернулся и подмигнул мне.
— За дорогой следи! — напомнила я.
— Так обошлось или нет? — не унимался Костя.
— Не обошлось, — подтвердила я.
Костя свернул во двор «хрущевской» пятиэтажки.
— Я с тобой, — проговорил Шилов, выбираясь из машины. — Мало ли что собой представляет этот охранник…
— Мне кажется, ты меня чересчур опекаешь, — заметила я.
— А мне так совсем не кажется, — ответил заботливый водитель.
Я решила, что лучше не спорить, и молча отправилась по записанному адресу. Квартира Майорова оказалась на втором этаже, так что мне даже не пришлось посетовать на отсутствие лифта. Я несколько раз позвонила в дверь. За мной каменным исполином возвышалась фигура Кости — с ним я и впрямь чувствовала себя в абсолютной безопасности.
Дверь открылась через пару минут. На пороге появился высокий молодой человек со светло-русыми волнистыми волосами, ярко-голубыми глазами, почти по-женски тонкими чертами лица и непропорционально широкими скулами. Телосложением он практически не отличался от Кости.
— Майоров Денис Георгиевич? — осведомилась я и показала свое удостоверение сотрудника Тарасовской ГТРК, которое он, судя по всему, принял за милицейское.
— Ага, — молодой человек кивнул. — А вы по какому вопросу? Меня сегодня уже допрашивали. — Денис Георгиевич поежился: стоял он на самом сквозняке.
— Вы не могли бы нас пригласить в квартиру? — Я улыбнулась одной из своих самых обезоруживающих улыбок.
— Конечно, конечно, — спохватился Майоров. — Проходите, пожалуйста!
Молодой человек выглядел совсем растерявшимся и смущенным. Мы с Костей вошли в однокомнатную квартиру, в которой, похоже, Денис жил один. Половину комнаты занимала огромная новенькая софа, обитая бежевым флоком. У окна стояли два кресла с высокими спинками и деревянными подлокотниками. Между ними расположился журнальный столик. Остальную часть комнаты занимала старая «стенка», очевидно, оставшаяся еще с советских времен и доставшаяся парню по наследству от родственников.
— Присаживайтесь, — Денис Георгиевич кивнул в сторону кресел. — Что-то еще произошло? — осведомился он.
— Да, — ответила я. — Вы были знакомы с Крыловой?
— Почему был? — не понял парень. — Я и сейчас с ней знаком или?.. — До него наконец дошло. — Не может быть! — не поверил Денис. — Что, ее тоже убили? — Он с ужасом взирал на нас, будто на прокаженных.
Я невольно подумала, что за последние дни превратилась в вестника смерти.
— Да что же это такое творится? — Денис закурил. Он предложил сигареты и нам с Костиком, но мы отказались. — Кто? — Парень смотрел на меня в упор округлившимися глазами.
— Не знаю. — Я пожала плечами. — Да и причина смерти Крыловой не установлена. Возможно, это всего лишь сердечный приступ.
— Уфф, — облегченно выдохнул молодой человек. — А я-то уж, грешным делом, подумал, что очередное убийство!
— Расскажите, пожалуйста, нам все еще раз, — попросила я.
— О том, что произошло в четверг? — уточнил Денис и нахмурился.
— Да.
— Да я же уже все это тысячу раз рассказывал! — расстроился он.
— А вы расскажите в тысячу первый!