Привет из моего детства, улыбнулась я. Потому что в этой рыжеволосой девочке я без особого труда узнала себя.
Значит, наша случайная встреча с Андреем Лушиным не прошла бесследно и для него?
Элен тоже заметила наше сходство и спросила:
— Все рыженькие девочки на одно лицо?
— Наверное, — не стала я раскрывать ей мои маленькие тайны.
— Мальпер считал эту девочку похожей на Этель, — пояснила она.
— Конечно, — легко согласилась я. — Она и правда похожа на Этель.
«Я ведь на нее похожа», — хотелось добавить мне, но я наступила на горло собственной гордыне — иногда она может помешать делу.
— Я тебе нужна? — спросила Элен.
— Послушай, этот охранник у вас работает давно? — решилась спросить я.
— Около года, — ответила Элен. — А что?
— Он мне не понравился.
— Мне он не нравится уже давно, — усмехнулась Элен. — Ровно столько, сколько я его знаю. Все время складывается ощущение, что он что-то замышляет против тебя.
— Может быть, именно он хочет похитить Этель?
— Вряд ли, — ответила Элен. — Он слишком мелок для таких действий.
Я не стала ее разуверять. В конце концов, мне сегодня повезло — есть надежда, что будет везти и дальше.
— Ночью он тоже дежурит?
— Нет, что ты! Ночью сюда приходят двое из охранного агентства, нормальные ребята, — заверила меня Элен. — Он через час уходит. Неплохо этот паразит устроился — за четыре часа сидения в углу получает полторы тысячи!
— И что он охраняет в течение этих четырех часов?
Элен замешкалась с ответом.
— Картины, — тихо сказала она. — Ты же видишь, сколько тут картин? Мальперы помешаны на искусстве. Особенно вот на этом художнике.
Она махнула рукой в сторону моего собственного портрета.
— Ладно, ужин через полчаса. Тебе хватит времени принять душ и переодеться, — сообщила Элен. — Платья для Этель найдешь в стенном шкафу. Да, чуть не забыла, — Этель ненавидит выпендриваться и старается одеваться скромнее. Особенно на званые вечера.
— А сегодня у нас званый ужин? — поинтересовалась я.
— Нет, но гости должны быть. Поэтому будь собраннее. Чтобы не проколоться.
— Будет один из подозреваемых?
— Знаешь, — задумчиво молвила Элен. — В нашей ситуации подозреваются почти все. Даже мы с Лео. Или, вернее, — мы с Лео подозреваемся в первую очередь. Так что следи за нами повнимательнее!
И она неожиданно улыбнулась. Кстати, улыбка у нее была очень даже симпатичная.
* * *
Машина неслась по городу, по освещенным проспектам и темным переулкам, все дальше и дальше, в тот район, который старательно избегают посещать ночью из-за недоброй славы.
Проехав еще немного, словно устав от этой гонки, машина фыркнула недовольно и остановилась перед одним из небольших домов в четыре этажа, и Обрубок выпрыгнул из нее, громко хлопнув дверью.
Поднявшись на четвертый этаж, он начал звонить в обшарпанную дверь.
Он звонил так долго, что начал терять терпение.
— Черт побери, да где же этот…
Дверь внезапно открылась. Жаба стоял на пороге, немного прищурившись на свет.
— Жаба! — горячо зашептал Обрубок. — Она тут! Она заявилась прямо в особняк этого кретина Мальпера!
— Проходи, — бросил Жаба равнодушно.
Из комнаты доносилась музыка. Как всегда, Жаба слушал эту непонятную Обрубку галиматью, нагромождение звуков.
В комнате было чисто и уютно, и мягкий свет торшера освещал ее, окрашивая в золотистые тона, из-за которых бедность убранства становилась незаметной.
— Ну? — спросил Жаба, усаживаясь в кресло. — И что дальше?
— Она приехала, — повторил Обрубок. — Сегодня вечером.
— Замечательно, — лениво потянулся Жаба. — Она приехала. И что дальше?
— Как что? — вытаращился Обрубок. — Как что? Ты спятил, да? Во-первых, сегодня ко мне приходил какой-то тип и тряс меня, как мешок, пытаясь узнать, где ты находишься. Я не сказал. Во-вторых, куда-то подевался Студент. Я прождал его битый час, а он не появился! Теперь ты делаешь вид, что у тебя ипохондрия! Мы что, все сворачиваем? Плюем на баксы и оставляем папашу Мальпера в покое?
— Да, может быть, и так, — зевнул Жаба. — Иногда я так устаю, Обрубок, от всех этих дел…
— Жа-ба! — взмолился Обрубок. — Ты спятил, да?
Жаба коротко рассмеялся. Ах, Обрубок! Знал бы ты, что меня интересует несказанно больше, чем эта рыжая симпатичная девочка!
— Может быть, я и спятил, — сказал он. — Может быть, я просто еще не решил, надо ли это делать! Тебе нужны деньги?
— Спрашиваешь о глупостях, — сердито фыркнул Обрубок.
Жаба поднялся, прошел к шкафу, набитому книгами, открыл ящик, достал оттуда пачку и кинул ее на колени Обрубку.
— Бери, пока я добрый, — рассмеялся он, наблюдая, как лицо Обрубка вытягивается и приобретает малиновый оттенок.
— Ты точно спятил, — пробормотал Обрубок, смотря на это, по его меркам, неслыханное богатство. — Это за что?
Жаба задумался.
— За слежку, — сказал он. — Внимательно следи за крошкой Этель. За каждым ее шагом. И сообщай мне. Я должен выбрать момент, когда ее увезти из отчего дома. А теперь…
Он с тоской посмотрел в сторону музыкального центра, из которого неслись мощные органные аккорды. Обрубок мешал ему жить другой жизнью.
— Теперь иди отсюда, — тихо приказал он. — Мне надо все хорошенько обдумать. И попытайся найти Студента. Скажи ему, что он мне нужен.
Обрубок кивнул и бросился прочь, как бы боясь, что Жаба передумает и отберет деньги.
Он не видел недобрый и насмешливый взгляд, брошенный ему вслед. Да, впрочем, Обрубка бы этот взгляд не удивил. За то время, пока он общался с Жабой, он успел привыкнуть к тому, что Жаба никого не любит. Только самого себя, да вот еще эту непонятную музыку.
— У каждого свои приколы, — сказал Обрубок, выходя на улицу и направляясь к машине.
Впереди у него был вечер, и этот вечер обещал быть приятным.
* * *
За время, оставленное мне на сборы, я успела выяснить, что у «мамзельки» все в порядке с туалетами, и все ее туалеты мне безумно понравились, поскольку соответствовали моему вкусу. Особенно меня привел в восторг брючный костюм, немного напоминающий мужской. Узкие брюки и широкий пиджак, который дополнялся небольшим жилетиком. Облачившись, я придирчиво осмотрела себя в зеркало и поняла, что выгляжу в парижских прикидах вовсе неплохо. Забрав волосы в подобие конского хвоста, я выпустила на висках несколько прядок, что придало моему официальному виду немного незатейливого кокетства, и улыбнулась своему хорошенькому отражению.