То есть пока я тут теряла рассудок, он преспокойно с кем-то договаривался о встрече!
— Сашечка, это я…
Я обернулась, уже готовая к самым худшим вестям. Он побледнел и проговорил:
— Саш, что с тобой?
— Что? — испугалась я окончательно, заметив его встревоженный вид.
— У тебя волосы поседели, — прошептал он.
Я бросилась к зеркалу.
— Где? — спросила я и тут увидела сама… клок седых волос… Вот к чему приводят «кармические» размышления, зло подумала я, дергая за кончик этих волос. Они еще и держались плохо, потому что этот клочок остался в моих руках.
— Еще и смертельная болезнь, — прошептала я, с удивлением рассматривая клочок. — Волосы седеют и выпадают… Нет, сегодня точно пятница тринадцатое!
Я так испугалась, что думать забыла про Вику. Поднесла эту прядь, павшую с моей головы, к глазам и внимательно изучила. Мне показалось, что они еще и странно грязные, эти волосы. Да и волосы ли это? Стоп…
— Тьфу, Ванцов, — отшвырнула я эту пакость на пол. — Это просто клубок пыли. Убирался бы ты у себя в кабинете почаще…
Он понял, в чем дело, и начал отвратительно хихикать.
— И ничего смешного тут нет… Лучше скажи, что тебе удалось выяснить?
— Там ее нет, и в других моргах тоже… С такими приметами женщин не поступало.
— То есть пока она, к нашему счастью, жива.
— Или не обнаружена, — успокоил меня добренький Леша.
— Знаешь, Ванцов, чем вы меня с Лариковым умиляете оба?
— Ну, зачем же нас объединять, — начал отмежевываться от ненавистного Ларчика Ванцов. — Я к твоему «генерал-аншефу» никакого отношения не имею!
— Да ладно, — отмахнулась я. — Есть у вас одна общая черта… Умеете вовремя сказать доброе слово.
— Ты так переживаешь за эту девицу? — искренне удивился Ванцов.
— Я, мой друг, переживаю за каждого из своих клиентов. Нет, я допускаю, что ничего не случилось, девушка просто решила лихо оторваться, а сообщить сестре о том, что она жива-здорова, ей недосуг. Я это допускаю, но не особенно-то верю. По рассказам Кати, Вика ее очень любит. Они сироты, и поэтому у них особые отношения…
— Так. Ты собираешься исполнить плач на тему «обидели сиротку, отняли копеечку»?
— Копеечку отнимали у юродивого, — поправила я. — Хотя скорее всего он тоже был сиротой. И никаких плачей я исполнять не собираюсь. Так вот, Лешенька, дружочек, дело все в том, что легкомысленные девицы, увы, по статистике куда чаще становятся жертвами сексуальных нападений. А Виктория у нас не самая серьезная особа на свете, судя по показаниям ее сестры. Соответственно она запросто могла вляпаться прямо в объятия какого-нибудь отвратного маньяка, хотя в это мне верить не хочется! Я понятно выражаюсь?
— Не очень. Жертвой маньяка, к твоему сведению, можешь стать и ты, хотя ты серьезная девица, на мой взгляд, даже чересчур.
— Могу, — согласилась я. — Но с меньшей вероятностью. Если ко мне, например, подойдет молодой или немолодой мужчина и, странно сверкая глазами, предложит руку и сердце, я на девяносто процентов откажусь.
— Почему на девяносто? — заинтересовался Ванцов. — А еще десять процентов ты кому оставляешь?
— Бреду Питту и Бандерасу, — вздохнула я. — Но они не маньяки…
— Я бы не стал так верить в то, что они не маньяки, — философски заметил Ванцов. — В глубине души каждый мужчина маньяк.
— Какая прелестная самокритика! — воскликнула я. — Вторая общая черта с моим доблестным сэром Ларчиком! Вы патологически не способны долго поддерживать серьезный разговор! В вашу компанию, пожалуй, вполне вписывается Пенс, который вообще ни с кем не разговаривает, и получается приблизительный портрет мужчины как он есть! А потом вы спрашиваете меня, почему у меня нет риска стать жертвой маньяка! Да я при виде мужчины рвану в другую сторону раньше, чем соображу, что передо мной всего лишь маньяк!
— Не фырчи, — поморщился Ванцов. — Просто говорить с тобой о серьезных делах противоестественно. Ты слишком хорошенькая…
— Сейчас получишь, — мрачно пообещала я.
— Ах, простите, мадемуазель! Я забыл, что комплименты для вас звучат подобно оскорблениям!
— Мы вернемся к делу или как? — спросила я сурово.
— Или что. Или зачем? — не унимался Ванцов.
— Алексей Леонидович! — тихо сказала я. — Вы исполните мою просьбу?
— Исполню, — вздохнул он. — Куда я денусь?
Я поднялась.
— Ладно, буду ждать твоего звонка!
Он кивнул.
— Саш, — остановил он меня. — Не обижайся! Я тебя ужасно люблю, малышка!
— Я знаю, — улыбнулась я ему. — И не обижаюсь…
* * *
На улице шел снег. Крупными хлопьями, напоминающими крошечные облака.
— Ну-с, Александрина, — сказала я себе. — Вы же мечтали полежать на облаке! Облака спускаются прямо к вам по личной просьбе. Правда, они совсем маленькие…
Не нравилась мне эта история! Да и настроение было у меня мрачным и вялым…
В принципе можно было отказаться от этого дела — Лариков влюбился, пусть вот Лариков и ищет пропавшую сестрицу! При чем тут вообще моя скромная особа?
Тем не менее я понимала, что уже ступила ножкой на эту дорогу и теперь не остановлюсь!
Мое любопытство подгоняло меня, и еще что-то, что называется громкими словами, которые, если быть честной, я терпеть не могу! Типа того, что «Александра чувствовала ответственность за любое человеческое существо, оказавшееся в затруднительном положении!» Или — «за человеческую жизнь Александра была готова отдать свою, не задумываясь!».
Неправда, я бы задумалась, надо ли мне расставаться с собственной жизнью. В реинкарнацию я не верю и в будущей жизни собакой становиться не собираюсь. Жизнь у меня одна, как и у Вики. А вот что меня ужасно раздражает — так это то, что обязательно находится некто, который считает, что можно лишить кого-то этой самой человеческой жизни — единственной, черт его возьми!
Так что я уже, как выражается моя мамочка, «рыла копытом землю, как застоявшийся конь, и нюхала воздух, как собака-ищейка», не переставая при этом твердить молитву: «Господи, пусть я лучше ошибусь и эта глупенькая Вика жива, здорова и всего-то лишь забыла сообщить об этом своей сестре!»
* * *
— Нету Марины. На работе она.
Женщина на пороге производила впечатление человека, уже давно разочаровавшегося в человечестве в целом и ожидающего теперь подвоха со стороны отдельных его представителей. Она смотрела на меня востренькими глазками и напускала на себя вид, какой, по ее мнению, должен быть у «антеллигентного» человека. То есть при совершенно злом и неодобрительном взгляде хранила на устах жалкое подобие приветливой улыбки, которая казалась мне безумной.