— Живоглот велел мне явиться, — возразила Люкса.
— Живоглот ошибся и признает это, — вмешался крыс.
— Я бы хотела остаться, — не соглашалась Люкса.
— Нет. Викус вот-вот начнет переговоры об альянсе с прядущими и ползучими. И мы оба думаем, что твое присутствие необходимо. Аякс отнесет тебя, — отрезала Соловет.
— Тогда ладно, — сдалась Люкса.
Она бросила на Грегора прощальный взгляд, и Грегор долго смотрел ей вслед, пока взгляд его не затуманили некстати навернувшиеся слезы.
Хвост Живоглота ощутимо толкнул его в бок, возвращая к реальности:
— Соловет решила, что ее присутствие здесь будет слишком отвлекать от дела кое-кого из нашей армии, — язвительно сказал крыс. — А разве это дело?
Грегор ничего не сказал в ответ. В глубине души он был рад, что Люксу отправили обратно. Она действительно отвлекала его. Он и сейчас не мог ни о чем думать, кроме как о ней.
Перед глазами у него все вставала сцена, которая разыгралась полчаса назад.
А битва между тем была в самом разгаре.
До этого крысы располагались внизу, на земле, довольно плотной группой. И сражение проходило метрах в ста от командного пункта людей. Но сегодня крысы подошли вплотную к городской стене. Стена была около десяти метров высотой — ни одна крыса не могла запрыгнуть на нее или перепрыгнуть. Но некоторые пытались карабкаться вверх. Поверхность стены состояла из больших кусков полированного камня, а между ними были мельчайшие трещинки. Благодаря этим трещинкам наиболее упорные и ловкие крысы вполне могли добраться до верха.
Живоглот свесился вниз и наблюдал за тем, как одна особенно удачливая крыса долезла уже почти до половины и собиралась продолжить путь, когда на нее налетел человек верхом на летучей мыши и пронзил мечом. Крыса полетела на землю, но Живоглот недовольно покачал головой:
— Несмотря на то что она потерпела неудачу, — теперь они знают, что это возможно…
Словно в подтверждение его слов, другая крыса моментально заняла место упавшей и полезла по ее следам. Ей удалось залезть даже чуть выше, но и ее сбросил со стены один из бойцов.
— Что ж, я думаю, самое время, — произнесла Соловет, подавая какой-то сигнал.
— Время для чего? — спросил Грегор у Ареса.
— Время для горяченького, — ответил тот.
Грегор вспомнил детскую песенку, которая на самом деле оказалась одним из пророчеств. Они выяснили это недавно, несколько недель назад, в Огненной земле. Там предсказывалось то, что крысы попытаются уничтожить мышиный народ в Подземье.
И среди прочих был такой куплет:
Вот и гости на пороге, раз и два и пять.
Надо их скорей с дороги угощать.
На кусочки режь скорее, раз и два и шесть,
А кой-кому горяченького надо бы поесть.
Мама и папа,
Сестра и братишка,
Спят крепким сном все зубастики-мышки.
Может быть, даже уснут навсегда.
Больше не встретишь ты их никогда.
На протяжении веков подземные были уверены, что эти слова ничего не значат, изображали во время песенки чаепитие, на котором режут на кусочки пирог и разливают горячий чай.
Теперь песенка звучала совсем по-другому и трактовалась иначе. Крысы были теми самыми «гостями на пороге», и это именно их надо было резать на кусочки — с помощью мечей.
А сейчас настало время для, как выразился Арес, «горяченького».
В мгновение ока оказались готовыми к атаке котлы: они были сделаны из толстого черного металла и у них были ручки, как у корзин. Летучие мыши принесли их на стену, и команда людей, одетых в защитные перчатки и шлемы, начала лить со стен на крыс кипящее масло.
Душераздирающие крики наполнили воздух, линия крыс внизу дрогнула и сломалась, у основания стены осталось с полдюжины обваренных крыс, корчившихся от боли.
— Поджечь их? — спросил Соловет один из солдат.
— Только парочку, — ответила она. — Не хочу, чтобы было много дыма и чада, — это помешает нашим войскам.
Горящие факелы тут же были брошены в крыс, и те мгновенно превратились в огненные шары. В отчаянии они крутились вокруг собственной оси, пытаясь сбить огонь, катались по земле, но все бесполезно: их шерсть пропиталась маслом насквозь.
Воздух наполнился запахом горящей шерсти, а потом и горящего мяса. Крысы наконец застыли без движения, возможно — потеряли сознание от болевого шока. Их обгоревшие тела лежали неподалеку от стены.
Это была одна из самых ужасных картин, которые когда-либо доводилось видеть Грегору в Подземье.
Может, хуже было только в Огненной земле, когда мыши корчились в предсмертных муках в колодце… — или когда плотоядные клещи напали на Пандору и за секунды объели ее до самых костей.
Но то, что происходило сейчас… Это было просто кошмаром.
Грегор сглотнул, пытаясь не дать своему завтраку вырваться наружу, и посмотрел на окружающих. На лице Живоглота не отражалось ничего, никаких эмоций. Он лишь произнес:
— Это должно их на время остановить.
Соловет издала какой-то звук в знак согласия, но ее внимание было вновь приковано к битве.
Здесь, на стене, ни у кого не было никаких эмоций. Словно ничего из ряда вон выходящего не произошло. Регалианцы видели подобное сотни раз. У Грегора сложилось впечатление, что такая картина им слегка неприятна — не более того.
Грегор покрепче вцепился в рукоять меча, чтобы унять охватившую дрожь. Возможно, он действительно еще слишком юн. Со временем это становится обыденным и привычным. И на войне все средства хороши.
Он вспомнил о кротах, о том, как Сандвич отравил их и завладел их землями.
Но ведь это нечестно! Даже на войне есть границы, которые нельзя переходить.
Для Грегора это кипящее масло и заживо горящие крысы — были за гранью. Это то, чего нельзя делать. Да, он в курсе, что в Огненной земле им тоже пришлось поджечь крыс, — но там это была отчаянная попытка спасти собственную жизнь и жизнь сотен зубастиков. И ничего общего с холодным расчетом и заранее спланированной акцией не имело.
Неужели только у него эта акция вызвала отвращение и протест?!
Как вскоре выяснилось, он ошибался. Кое на кого еще из присутствующих это произвело не меньшее впечатление.
Кое на кого, не закалившегося в боях, для кого война была в новинку.
Грегор не знал, где тот прятался, — должно быть, в одном из ближайших туннелей, но сожжение заживо крыс заставило его выйти из укрытия и кинуться в самую гущу боя.
Поднявшись на задние лапы, этот кто-то оглушительно заревел. Это был Мортос.
— А вот и мой маленький дружок! — констатировал Живоглот.