Томас понятия не имел, что все это значит и какие последствия за собой повлечет, но твердо знал, что прав. Это было единственное объяснение, которое принимал его рациональный ум. Впрочем, судя по реакции глэйдеров, никто из них пока не догадался, что произошло на самом деле.
Томаса как ножом по сердцу резанули, когда к нему подошел насмерть перепуганный Чак.
— Что случилось? — спросил мальчик с дрожью в голосе. Он не сводил глаз с неба, и Томас подумал, что у Чака наверняка уже шея затекла. — Похоже на здоровенный серый потолок. Да такой низкий, что кажется, будто можно рукой дотянуться.
Томас посмотрел вверх. Второй раз за двадцать четыре часа Чак высказал вслух то, что вертелось у него на языке. Небо действительно выглядело как потолок. Потолок огромной комнаты.
— Точно. Тут что ни день, то сенсация. Может, сбой какой-то произошел и скоро все наладится.
Чак оторвал взгляд от неба и посмотрел на Томаса.
— Сбой? И как это понимать?
Не успел Томас открыть рот, чтобы ответить, как вспомнил слова Терезы, прозвучавшие у него в голове перед сном: я только что запустила процесс Окончания. Совпадения быть не могло. Томаса прошиб холодный пот. Каким бы ни было солнце — настоящим или искусственным, — оно исчезло. И ничего хорошего это не предвещало.
— Томас? — Чак легонько коснулся его плеча.
— Что?..
— В каком смысле «сбой»? — повторил мальчик.
Томасу требовалось какое-то время, чтобы хорошенько все обдумать.
— Гм… Думаю, в этом месте есть что-то такое, чего мы пока не знаем. Нельзя просто так заставить солнце погаснуть. К тому же света и так предостаточно, хоть он и тусклый. Возникает вопрос: откуда он?
Чак вытаращил глаза, будто ему только что раскрыли величайший секрет Вселенной.
— А правда, откуда свет, Томас? Как думаешь, что вообще происходит?
Томас положил руку на плечо мальчика и слегка сжал. Чак поставил его в тупик.
— Без понятия, Чак. Абсолютно без понятия. Но уверен, Ньют и Алби разберутся, что к чему.
— Томас! — К ним бежал Минхо. — Хорош трепаться с Чаки. Собирайся быстрей. И так припозднились.
Томаса словно обухом огрели по голове. Он почему-то решил, что пропажа солнца разрушит все их планы на сегодняшний день.
— Вы все равно пойдете в Лабиринт? — спросил Чак, очевидно, удивленный не меньше.
Томас был рад, что мальчик задал этот вопрос вместо него.
— Разумеется, пойдем, шанк, — ответил Минхо. — А тебе разве не надо кланк выгребать? — Он перевел взгляд на Томаса. — Теперь у нас еще больше причин исследовать Лабиринт. Если солнце на самом деле погасло, растения и животные долго не протянут. Я бы сказал, градус отчаяния несколько повысился.
Томас остолбенел, испытывая смесь восторга и страха, когда до него дошло, к чему клонит куратор.
— Хочешь сказать, мы останемся там на ночь, чтобы тщательно изучить стены? — спросил он.
Минхо покачал головой.
— Нет. Не сегодня, но, возможно, скоро. — Он задрал голову к небу. — М-да, знатное утречко выдалось, ничего не скажешь. Ладно, потопали.
Они с Минхо быстро собрали рюкзаки и наспех позавтракали. За это время Томас не проронил ни слова; ему было не до разговоров, так как все мысли крутились вокруг плоского серого неба и того, что ему мысленно сообщила Тереза перед сном, — он не сомневался, что слова принадлежали ей.
Что она подразумевала под Окончанием? Юношу так и подмывало поделиться этим с кем-нибудь, а еще лучше — со всеми сразу.
Впрочем, он не понимал, что значат ее слова, да и боялся признаться, что слышит в мозгу голос девушки. Чего доброго, его сочтут сумасшедшим и запрут в Кутузке. И на сей раз надолго. Хорошенько все взвесив, он решил пока держать рот на замке.
Второй тренировочный день вместе с Минхо начался под тусклым бесцветным небом.
Они наткнулись на гривера еще до того, как достигли Ворот, соединяющих восьмой и первый сектора.
Минхо опережал Томаса на несколько футов. Не успел он завернуть за угол, как резко затормозил и чуть не упал, по инерции подавшись вперед. Отпрыгнув назад, куратор схватил Томаса за майку и вдавил в стену.
— Тс-с, — прошептал он. — Там гривер, чтоб его!
Сердце Томаса, которое и до этого билось тяжело, начало колотиться в бешеном ритме.
Минхо прижал палец к губам. Выпустив майку напарника, он отступил на шаг, а затем осторожно прокрался к углу, за которым увидел гривера. Очень медленно он вытянул шею вперед и заглянул за стену. Томас еле сдержался, чтобы не крикнуть Минхо быть осторожнее.
Голова куратора дернулась назад. Повернувшись к Томасу, он еле слышно прошептал:
— Он просто сидит там без движения. Прямо как тот, которого мы приняли за мертвого.
— И что нам делать? — спросил Томас как можно тише. Юноша изо всех сил пытался справиться с приступом паники. — Он к нам не приближается?
— Нет, идиот! Я же сказал — просто сидит там и не шевелится!
— Ну и?.. — Томас развел руками. — Что делать-то будем?
Оставаться в такой близости от гривера ему совсем не улыбалось.
Минхо помолчал несколько секунд, видимо, тщательно обдумывая, как поступить, затем ответил:
— Другого пути в наш сектор нет. Давай немного подождем. Если тварь поползет к нам, побежим назад в Глэйд.
Он снова заглянул за угол и тут же резко обернулся.
— Черт, гаденыш смылся! За мной!
К счастью для Томаса, Минхо не стал дожидаться ответа, поэтому не увидел его перекошенное страхом лицо. Куратор сорвался с места и побежал туда, где только что находился гривер. Томас припустил следом, несмотря на то, что инстинкт убеждал оставаться на месте.
Ребята пробежали по длинному коридору, свернули налево, потом направо. Прежде чем поворачивать в боковые проходы, они останавливались, Минхо осторожно заглядывал за угол, сообщал Томасу, что вдали за очередным поворотом скрылся хвост гривера, после чего они бежали дальше. После десяти минут погони бегуны очутились в длинном коридоре, заканчивающемся Обрывом, за которым не было ничего, кроме безжизненного неба. Гривер направился прямо к пропасти.
Минхо остановился так внезапно, что Томас на полном ходу чуть не налетел на него. На их глазах гривер вобрал в себя шипы, подкатился к самому краю Обрыва и прыгнул в бездну. Он исчез бесследно, словно его и не было.
— Теперь все сходится, — сказал Минхо.
Томас стоял рядом с ним на самом краю Обрыва и глядел в серую пустоту пропасти, не видя вообще ничего, за что можно было бы зацепиться глазом — ни слева, ни справа, ни сверху, ни внизу или прямо впереди. Лишь пустота вокруг.