— А знаете ли вы, как в Третьяковку попала работа да Винчи «Мадонна с цветком»? — спросил он, рассматривая мою икону.
Экскурсы в историю начинали меня раздражать.
— Послушайте, у меня куча неприятностей, мне и без ваших историй проблем хватает. Это что, украдено из галереи?
— Нет, что вы! — замахал руками эксперт. — Просто ваша вещица примерно того же времени, что и «Мадонна с цветком».
Видя, что я запутываюсь все больше и больше, Петренко решил объяснить все сам.
— Жене одного из братьев Бенуа досталась в приданое семейная икона, купленная то ли дедом, то ли отцом у заезжих итальянских циркачей. Очень понравилась ему вещица, а у цирковых были проблемы с деньгами. Короче, картину купили, и висела она в качестве иконы. И как-то попалась на глаза другому брату, тот и признал в иконе работу Леонардо да Винчи.
— Хорошо, может быть, только моя икона здесь абсолютно ни при чем. Тетка, хозяйка ее, живет в коммуналке, она висит у нее всю жизнь. Вы не обижайтесь, ребята, ну ошиблись, с кем не бывает, — этими словами я пыталась убедить в первую очередь себя. Хотя Вассерман тоже кое-что в этом деле понимал и признал, что вещь дорогая.
Эксперт аж запрыгал на месте от возмущения:
— Ольга Юрьевна, пусть я могу ошибиться, но давайте отошлем ее на экспертизу в Москву? Совершенно бесплатно…
— Отсылайте, — махнула я рукой.
В голове моей появилась идея, которую стоило бы проверить. Если икона, то есть картина, такая ценная, тогда понятно, зачем на коммуналку два раза покушались. Вот оно, недостающее звено. Найти бы еще парочку, чтобы картинка сложилась…
— Я поговорю с хозяйкой картины, может, что и прояснится. Только у меня просьба одна, нужна помощь доблестной милиции.
Мы с Петренко оставили эксперта наслаждаться картиной, и я изложила свою просьбу про серебристый «Опель». Таких машинок в городе было с десяток. Ни одна из них не принадлежала Когану, зато одна числилась в угоне. Ее хозяин на днях прилетел из длительной командировки и не нашел своей любимицы в гараже. Хозяин жил как раз в Фабричном районе, в «приличной» его части, где находился новый жилой микрорайон.
С другой стороны, какой нормальный человек, вернее бандит, будет совершать преступление на собственном авто? А тут хозяина нет, заявлять некому…
Я решила сначала заехать домой к Марине, слабая надежда, вдруг она дома или похитители дали знать о себе, толкала меня туда. Потом нужно было поговорить с Морозовой. Узнать, откуда у нее эта икона.
Варвара Никитична была дома. Исчезновение Марины переживалось всеми жильцами коммуналки. Старушки забросили свои развлечения и решили для порядка установить дежурство по квартире. Сегодня как раз была очередь Варвары Никитичны.
— Здравствуйте, Оленька, — произнесла она, приглашая меня войти. — Про Мариночку ничего не известно?
Я покачала головой.
Женщина вздохнула:
— Увидим ли мы ее живой? Кому же понадобилось такое злодейство совершать? Маньяки, кругом одни маньяки. Телевизор включишь — сплошные чикатилы, жить страшно… Чайку будешь? — спросила она. — Каркадэ, лепестки суданской розы. Говорят, давление стабилизируют, обмен веществ. Э-х, а зачем эта стабилизация, когда из дома выходишь и не знаешь, вернешься ли. Может, по голове тюкнут топориком или просто палкой какой. Вон, я на днях телевизор смотрела, ужас…
Вероятно, после случившегося Варвара Никитична смотрела только «Криминальную хронику», «Дорожный патруль» и «Человек и закон».
— Варвара Никитична, я отдала вашу икону на экспертизу. Она на самом деле оказалась ценной, очень ценной вещью. Старинная работа известного итальянского художника Леонардо да Винчи.
— Отродясь такого не слышала, а может, и забыла, — ответила женщина. — Ошиблись, наверное.
— Возможно, это не окончательный ответ. Вы меня извините, я на себя взяла смелость, мы в Москву ее отправили. С возвратом, конечно.
— Неужто и впрямь такая дорогая? А Катенька так бедствовала, бедняжка… знала бы…
— Катенька? Варвара Никитична, расскажите, откуда у вас эта икона, — попросила я.
— Катенька, ну она была моей двоюродной теткой. До войны мы с ней и не общались, отец у меня из большевиков был, на заводе мастером работал. А Катя нашей фамилии, только из богатеньких. Ну, после революции, ты-то не помнишь, всех раскулачивали, ссылали кто из господ был. Катенькины родители и братья пропали, сестра одна за границу сбежала. В войну мои все погибли, я одна осталась, Катерина меня разыскала и к себе взяла. Я ее до смерти досматривала, потом наш дом сломали, мне тут комнату дали. У Катюши своих вещей мало осталось, вот и эта иконка. Говорят, прадедом нашим куплена была. Катерина мне ее оставила. Вот и весь рассказ, я и работнику музейному так сказывала. Он все записывал, все выспрашивал, иконку я ему показывала, альбом с фотографиями. Он на иконку даже не взглянул, а вот альбом долго смотрел. Там и мои, и Катеринины карточки были, деды-прадеды. Как сохранились, столько всего было… Война, голод, разруха.
В моей голове тихо дзынькнуло! Музейный?!
— Варвара Никитична, какой музейный работник? — стараясь скрыть волнение, спросила я.
— Так с музея какого-то приходил мужчина, давно, месяца два назад. Про Катерину выспрашивал, хотел написать в историю. Да я мало в этом понимаю, — махнула она рукой. — Ты пей, пей чаек, остынет ведь.
Вот тебе и еще одно звено, Олечка. Кто-то про картинку-то знал. Спустя какое-то время на квартиру дважды совершено нападение, исчезает человек, который ее хотел реставрировать, появляется жених Марины, исчезает сама Марина. И все же что-то не клеилось. Если к нападению на квартиру и похищениям Вассермана и Марины причастен Коган, то как он про картину узнал? Никто ведь не подозревал о существовании в Тарасове подлинного Леонардо да Винчи, висящего себе в коммунальной квартире много лет. И как злоумышленники узнали про Вассермана? Что-то не сходится.
В жизни Марины Коган появился после нападения на квартиру. Если бы это случилось до того, как Маринку связали грабители, я бы не сомневалась. А сейчас… Не хватало еще чего-то, чтобы мозаика выложилась в рисунок. Мне казалось, что я упускаю какую-то важную деталь. В голове вертелась мысль, но очень смутная, неясная. От напряженных размышлений и непрестанной болтовни Варвары Никитичны у меня отчаянно разболелась голова. Я допила остатки полезнейшего чая и попрощалась.
Вернулась я в редакцию в отвратительном настроении, а там меня ожидали другие, не менее «приятные» сюрпризы.
— Ольга Юрьевна, я тут кое-какую информацию о женихе Марины добыл, — встретил меня на пороге Кряжимский. — Любопытная вещь получается. Помните профессора, которого недавно убили?
Я кивнула.
— У Когана есть младший брат, аспирант исторического факультета нашего университета. Так вот этот самый младший брат был аспирантом Карташева. Братья почти не общаются, младший никакого отношения к криминальным делам старшего не имеет.