Опер не торопил его с ответом.
— Шпырин Владимир Петрович, семьдесят первого года рождения, пробурчал парень.
— Так-то лучше, — оскалился Петрило, — а фамилию дружка?
— Пусть он сам вам скажет, — огрызнулся Володя.
— А ты не можешь?
— Могу, но не хочу.
Майор опустился на табурет.
— Не строй из себя блатюка. Ты «первоход», зелень неученая, — майор намеренно использовал блатной жаргон, — будешь оказывать содействие, глядишь, и условным сроком отделаешься.
— Больше ничего не скажу, — отрезал Володя.
Майор пристально посмотрел в лицо парня, лежащего на полу, и зловеще произнес:
— Жаль, думал, с тобой договоримся. Столбенко с Бесовским, — обратился он к кому-то в коридоре, — клиент созрел.
На призыв старшего в комнату ввалились два здоровенных детины с тупыми садисткими рожами и выжидательно замерли около пленника.
— Смотрите, чтоб не сдох, — предупредил майор, — ему еще суд предстоит, — и Петрило скрылся за дверью.
В комнате, где находился Сергей, произошла похожая сцена, но при этом допрашиваемый не проронил ни слова — даже не назвал себя.
Тогда за него принялся сам майор.
Двое оперов поставили на ноги упорно молчавшего молодого человека, крепко держа его за руки.
Вялая улыбка сползла с лица майора, и, подойдя вплотную к задержанному, он нанес пацану сильный удар в солнечное сплетение. Дыхание у Сергея остановилось, он тут же обмяк на руках ментов, при этом от боли на глаза его навернулись слезы, но он не издал ни звука.
— Ну-ка, слегка отпустите, — распорядился Петрило, обращаясь к своим подручным.
Те послушно исполнили приказ. Молодой человек вот-вот был готов упасть. Воспользовавшись этим, майор нанес ему резкий удар коленом в челюсть голова жертвы откинулась назад, словно это был не человек, а тряпичная кукла. Сжав пальцы на горле Сергея, старший опер спросил:
— Теперь будем говорить?
Переведя дыхание, тот процедил сквозь зубы:
— Не вечно тебе боговать, мусорская рожа.
Прежде чем сдохнуть, я успею посмотреть на твои киш…
Майор не дал ему договорить, оборвав фразу резким ударом в нос:
— Заткнись, падла!
В дверном проеме показалась потная физиономия Столбенко.
— Товарищ майор, молчит, — посетовал он.
В голосе Столбенко прозвучало такое неподдельное уныние, что старший решил ему помочь.
— Пойдем разговорим, — отозвался он, отходя от поверженного Сергея.
Забившись в угол и беспрестанно отплевываясь кровью, Володя с ненавистью посмотрел на майора.
Тот, не замечая его взгляда, взял парня за подбородок и приподнял голову, собираясь нанести ему удар в лицо.
В этот момент в комнату вошел Вася Доктор.
— Хватит, Плошка, оставь пацанов в покое, — жестко распорядился он, обращаясь к майору.
На этот раз Володя Шпырин обалдел по-настоящему. В вошедшем можно было бы узнать кого угодно, но никак не работника милиции. Татуированные пальцы Доктора подсказали ему ответ: перед ним тот, кого в милицейских протоколах характеризуют как «уголовный авторитет».
— Отведите его в ванную, приведите в божеский вид, — продолжал распоряжаться Корин. — Не забудьте снять браслеты.
На этот раз бывшие «оперативники» улыбались искренне; видимо, им самим разыгравшаяся сцена была не очень-то приятна.
Спустя несколько минут оба приятеля сидели перед Доктором, а бывший «майором» прикурил им по сигарете.
— Толковые пацаны, без гнилинки, — сказал он.
— Значит, Писарь не ошибся, — констатировал Василий Григорьевич, мальцы, вы на меня зла не держите, не забавы ради вам вывески немного попортили. Просто в своих людях нужно быть уверенным. Более подробно побеседуем с вами завтра. А пока Плошка свозит вас в баньку, — он обернулся в сторону «майора». — Приведешь врача, попаришь косточки, можешь побаловать телками и пивком. А завтра они должны быть у меня.
Растоптав окурок, Доктор не торопясь вышел.
У подъезда его ждал Никитин.
— Ну как? — поинтересовался Сергей, пытаясь по его глазам прочесть ответ.
Тот откашлялся.
— Честные фраера.
— И что дальше?
— А дальше смотреть будем.
— Не перестарались твои «быки»?
— Все в норме. Могло бы быть и хуже, — честно признался Вася.
— Ну что, Григорьич, тогда встретимся после «бундеса»? — вместо прощания сказал Писарь и двинулся в сторону своего автомобиля.
В самый последний момент Доктор окликнул его.
— Ты… это… Береги себя — понял?
Никитин в ответ только улыбнулся.
* * *
Когда все поданное секретаршей Валей было съедено без остатка, Император протер тарелку хлебной горбушкой и, понюхав ее, отправил в беззубый рот.
— Зоновская привычка, — пояснил он Самиду, который недоумевающе смотрел, как он ест. — Я как с зоны откинулся, потом три года тюремной пайкой отрыгивался…
Звездинский, выпив несколько рюмок дорогого шнапса, порядком захмелел. Он то и дело посматривал на дешевые гонконговские часы, словно боясь куда-то опоздать, и этот характерный жест не укрылся от внимания наблюдательного Мирзоева.
— Что такое? Спешишь?
— Да там хавчик халявн… — начал было пидар, но тут же осекся. Извини, дорогой, у нас, у воров, каждая минута на учете.
Само собой, обзови себя пидар вором где-нибудь в Бутырке — его бы как минимум убили. Но тут, с «этими лохами», можно было бы позволить себе и не такое.
А чем плохо?
Сиди королем — жратвы, выпивона на дармовщинку до отвала, куражься, сколько хочешь, и за это еще денег дадут.
Хорошо быть при понятиях!
Правда, Пантелей немного переживал из-за того, что не успевал к бесплатной раздаче ужина, организуемой благотворительным обществом для бродяг и бездомных, однако разносолы хозяина-лоха говорили в пользу того, что сегодня можно и не спешить.
— Так что, брателло, чем тебе помочь? — дружелюбно подмигнул Звездинский Мирзоеву.
Тот откашлялся.
— Мне бы татуировочку…
— Ха! Делов-то!
И тут слово взял Тахир.
Он еще раз повторил, что Самид — очень уважаемый человек, но чтобы быть уважаемым еще больше, хочет нанести себе несколько татуировочек — сродни тем, какими наколот блатной гость.