Мария, напротив, ничего не пила, заметив, что Холланд едва прикоснулся к винам. Он также не танцевал и в течение всего бала довольствовался ролью зрителя, стоя возле одного из окон, скрестив на груди руки и изредка перекидываясь парой слов с несколькими пожилыми гостями. Между тем, когда Мария двигалась в ритме сарабанды, прованской вольты или бретонского паспье, он не сводил с нее глаз.
Удивленная тем, что он ее не приглашает, она забеспокоилась:
— Вы не любите танцевать, милорд?
— Не сегодня…
— Даже со мной?
— В особенности с вами.
— Почему же? — спросила она, почувствовав себя уязвленной.
— Я вам скажу, но позже. Здесь слишком шумно и слишком много народу, но если вы позволите мне проводить вас в сад…
— Так вы предпочитаете танцевать в саду? — насмешливо поинтересовалась Мария.
— Возможно… Ночь просто божественна, а для того, чего я от вас ожидаю, ароматы цветов кажутся более пленительными, нежели ароматы застолья…
У Марии внезапно пересохло в горле, и по спине пробежала дрожь. Речь звучала весьма поэтично, но подтекст был чересчур явным. Этот человек только что сказал, что желает ее, даже не интересуясь ее мнением на этот счет. Он говорил, будучи уверенным в том, что отказа не последует, но, вместо того чтобы возмутиться от подобной дерзости, она ощутила прилив счастья и почувствовала, что готова на все, ибо именно его она всегда ждала.
— Когда вы планируете подышать свежим воздухом? — спросила она со смехом, которые ей самой показался фальшивым.
Он невозмутимо ответил:
— Через час. Ваш супруг еще недостаточно пьян…
Ей показался бесконечным этот час, в течение которого она продолжала играть роль хозяйки, но лишь машинально.
Наконец она увидела, как Холланд отошел от своего окна и незаметно покинул бальный зал. Мария в это время как раз давала указания мажордому принести новые бутылки, и никто не обращал на нее внимания. Тогда, подобрав юбки из голубого атласа, она бросилась в сад, где освещение куртин начинало блекнуть, и, увидев высокую фигуру англичанина, едва заметную на фоне подстриженного тиса, направилась к нему. Но она тотчас же заметила, что они в саду не одни и многие рощицы уже заняты. Она хотела обратить на это внимание своего спутника, но он сделал ей знак молчать, взял за руку и повел к небольшому павильону, который Мария велела построить, чтобы прятаться в нем в одиночестве и спокойно наслаждаться окружающими ароматами. Она попыталась сопротивляться:
— Осторожно! Там тоже может кто-то быть…
— Нет. Павильон заперт на ключ, а я вчера вечером выкрал этот ключ.
В следующее мгновение он закрыл за ними стеклянную дверь, пропускавшую внутрь слабый свет, и, не говоря ни слова, схватил ее, повалил на бархатные подушки кровати, которую она же сама велела установить здесь для отдыха, и стал покрывать ее шею и плечи неистовыми поцелуями. Он бросился на нее, как умирающий от жажды человек бросается к прохладной воде. Одновременно он нащупал под корсажем ее груди и смял их, прежде чем подняться дальше, к губам, которыми он завладел с той же страстью. С Марией никто и никогда еще так не обращался. Она вскрикивала от его грубой ласки, но — удивительное дело! — она не имела ни желания, ни возможности защищаться. Он вел себя с ней так, как солдаты-наемники ведут себя с женщинами в захваченном городе. Он расцарапал ей бедра, задирая юбки, и спустя мгновение он уже был внутри ее, заставив ее вскрикнуть от боли, хоть и заглушил этот крик поцелуем. Практически изнасилованная, четвертованная, Мария почувствовала, как внутри ее поднимается неслыханное прежде ощущение, какого она никогда в своей жизни не испытывала и от которого она лишилась чувств.
Когда она пришла в себя, он лежал рядом, обнаженный, и заканчивал раздевать ее. Увидев, что она открыла глаза, он рассмеялся:
— Простите меня, я не мог больше ждать. Я никогда еще не желал женщину так, как я желал вас.
— А… теперь? — прошептала она, силясь подняться.
— Еще сильнее, но теперь мы не станем торопиться. Я умею быть нежным, представьте себе!
Он тотчас же продемонстрировал это потрясенной Марии, которая обнаружила, что не знала о любви почти ничего, так как до этого восхитительного любовника, который так умело обращался с ее телом, сердце ее никому не принадлежало.
Близился рассвет, когда он расстался с ней с намерением незаметно покинуть дворец, чтобы через некоторое время вернуться под видом человека, нуждающегося в прогулке. Мария же останется в павильоне все утро, якобы отдыхая после праздничного шума.
Перед уходом Генри обнял ее в последний раз.
— Как мы поступим в ближайшие дни? Павильон сгодился на эту ночь, но больше мы не можем его использовать, а я все еще не насытился вами.
Сонным голосом она пообещала подумать об этом. Она чувствовала одновременно смертельную усталость и огромное удовлетворение — ночь превзошла все ее ожидания, но теперь она хотела только одного — спать. Посмеиваясь, Холланд уложил ее среди разбросанных в беспорядке подушек, наскоро одел, стараясь не прикасаться к очаровательному телу, расставаться с которым ему было уже так тяжело.
Спящую Марию после долгих поисков обнаружила в ее убежище Элен. Некоторое время она молча смотрела на свою хозяйку, чувствуя, как ярость охватывает ее. Следы на нежной коже были слишком очевидными, так же как и припухшие губы, и выражение блаженства на лице с закрытыми глазами. На мгновение Элен отчаянно захотелось пойти за Шеврезом, но она взяла себя в руки. Разоблачив хозяйку, она первая попадет под горячую руку герцога. Ее прогонят, и она не будет знать, что происходит далее с женщиной, к которой она испытывала теперь ненависть и жгучую ревность. Вместо этого она встряхнула Марию, твердя, что нужно торопиться, помогла ей надеть платье, засунув нижние юбки под кровать с намерением вернуться за ними позже, затем сбегала за накидкой, чтобы скрыть предательские следы на груди и шее, обула хозяйку и практически потащила ее на себе через сад. Мария плелась покорно, как маленькая девочка, безмятежно улыбаясь, когда Элен заговаривала с ней. Слава богу, все в доме были заняты генеральной уборкой, обязательной после столь важного праздника, и поскольку камеристка решила воспользоваться потайной лестницей, ведущей прямо в покои герцогини, на пути им никто не встретился. Когда они добрались до спальни, Мария сказала ей:
— Зачем ты разбудила меня? Я так хочу спать…
— Я приготовила вашу постель. Вы можете спать в ней весь день и даже всю следующую ночь! Так будет лучше всего, а я скажу, что вам нездоровится… В конце концов, вы ведь могли тоже выпить лишнего!
— Прекрасная идея! Спокойной ночи!
Мария уже вновь спала. Элен задернула полог, приказала подоспевшей горничной Анне не беспокоить мадам и, не в силах больше сдерживаться, решила пойти в соседнюю церковь в надежде найти там успокоение, как накануне вечером. Однако, покидая особняк Шеврезов через служебную калитку, она столкнулась с Холландом, возвращавшимся после прогулки вдоль Сены, столь резко, что упала на колено. Он поднял ее как ни в чем не бывало: