После этих слов Мальвиль низко поклонился, отступая, точно перед королевой, затем надел свою серую шляпу с красным султаном и вернулся к своему товарищу. В это время Элен подошла к герцогине, сидевшей на скамье совершенно неподвижно. Девушка тотчас забеспокоилась:
— Вы плохо себя чувствуете, мадам?
Мария встала, молча улыбнулась ей и зашагала по направлению к дворцу, где сверкал огнями и шумел праздник. Поднявшись в свою спальню, она отослала прислугу и тотчас легла, притворившись спящей. Но отдохнуть в ту ночь ей так и не пришлось, когда к ней присоединился супруг.
На другой день она с явным облегчением наблюдала отъезд мушкетеров. Страстная любовь, которую она испытывала к Холланду, заставила ее гнать от себя предостережения Мальвиля и воспоминания о его многолетней верной службе. Она злилась на него теперь за то, что он посмел следить за ее возлюбленным и прислушиваться к самым грязным сплетням. Разрушать репутации издавна было излюбленным времяпрепровождением при дворе. Габриэль долго жил там, и она даже не старалась найти подходящее объяснение его суровому предостережению. Ей так легко было приписать его самой обыкновенной ревности. Еще когда он покидал дворец Шеврезов, у Марии возникло смутное подозрение, что он мог быть влюблен в нее, как множество других мужчин, и боялся ненароком выдать себя. И когда он узнал о ее связи с Холландом, его просто-напросто захлестнула ревность! У нее же было полно других забот помимо душевных переживаний бывшего шталмейстера.
Вечером они уже были в Монтидье, где встретились с кортежем двух королев, двигавшихся в сопровождении двух отрядов телохранителей. На этот раз присутствовала большая часть двора. Всех этих людей нужно было где-то размещать на ночлег. Временно приписанная к Генриетте-Марии, мадам де Шеврез не могла находиться рядом с Анной Австрийской, так как подозрительность короля отделила две группы друг от друга. Следовательно, не могло быть и речи о том, чтобы Бекингэм приблизился к даме своего сердца!
На следующий день трех королев торжественно встречал Амьен, поскольку Людовик XIII потребовал, чтобы отныне его сестре оказывались почести как государыне. Однако правителем города и всей провинции был не кто иной, как бывший деверь Марии, тот самый Оноре д'Альбер де Кадне — человек с косичками (Игра слов: Cadenet — родовое имя, cadenette (фр.) — косичка.), которому его супруга принесла графство де Шольн, возвышенное ради него в герцогство-пэрство, и которого слабость юного Людовика XIII сделала маршалом Франции. Державшийся в стороне, как и его брат Брант-Люксембург, после возвращения Марии Медичи, ненавидевшей их семейство, Шольн, не покидавший пределы своей провинции, с энтузиазмом воспринял эту возможность блеснуть и возвратиться ко двору. Он выехал навстречу внушительному кортежу в сопровождении местной знати — трехсот всадников, — пяти тысяч горожан в доспехах и всей амьенской знати в полном составе. Старшина городской управы произнес цветистую речь, после чего под звуки труб и грохот пушечных и пищальных выстрелов мадам Генриетта-Мария въехала в город и направилась к собору, чтоб прослушать мессу.
Она остановилась в архиепископстве, тогда как Анне Австрийской и Марии Медичи отвели красивый и просторный особняк, окруженный тенистыми садами, спускавшимися к самому берегу Соммы. Возможно, там было чересчур прохладно, ибо королева-мать сразу же по прибытии начала чихать и слегла с тяжелым насморком, к которому вскоре добавилась лихорадка. Срочно известили правителя: пребывание в городе продлится дольше запланированного времени, поскольку королева Англии отказалась продолжать путешествие, пока ее мать не поправится.
Новость привела в восторг Бекингэма и двух его сообщниц: если в дело не вмешается дьявол, в течение этих неожиданных каникул удастся организовать встречу наедине, о которой мечтал влюбленный, чрезвычайно раздосадованный невозможностью обменяться со своим идолом словом, кроме учтивых приветствий, или взглядом, безусловно, красноречивым, но недостаточным, хотя его расшифровка доставляла участникам явное удовольствие. Однако о беседе с глазу на глаз не могло быть и речи. Шталмейстер Пютанж ни на шаг не отходил от королевы, а неприкосновенность ее спальни хранил Ла Порт.
В королевском замке, в центре города, Шольн устроил бал, пышный и веселый. Здесь состязались в элегантности и роскоши. Мария в белом атласе, черном бархате и потрясающем уборе из бриллиантов и рубинов была самой элегантной, но на этот раз, возможно, не самой красивой. Ее затмила королева, точно светившаяся изнутри благодаря яркому пламени разделенной любви. Бекингэм буквально сиял в костюме, так густо расшитом бриллиантами и жемчугами, что невозможно было различить цвет ткани. И когда Анна оказала своему поклоннику честь танцевать с ним, они явили собой такую пару, что у присутствующих захватило дух, и все, по молчаливому согласию, перестали двигаться в медленном ритме паваны, чтобы лучше видеть эту пару и любоваться ею. Глаза герцога горделиво сияли, он был убежден в том, что одержал победу.
— Умоляю вас, сделайте так, чтобы я мог побыть с ней несколько минут наедине, — шепнул он позднее Марии. — Я чувствую, что она моя!
— Имейте терпение! — отвечала герцогиня. — Конечно, она совершенно очарована, но сделайте милость, не торопите события! Не забывайте, кто она, и не разбейте неуместной спешкой мечту, которую мы помогли вам создать!
— Несколько минут! Только несколько минут, чтобы она почувствовала, как силен огонь в моем сердце, чтобы она согласилась хотя бы писать мне и тайно принять меня, когда я приеду в Париж!
— Вы приедете тайком в Париж? — рассмеялась Мария. — Мой дорогой герцог, мало того, что парижане вас теперь знают, так вы же еще и заметнее солнца в небе!
— Я сумею стать неприметным, клянусь! Но устройте мне эти мгновения, которые помогут мне ждать…
— Хорошо! Погода нынче теплая, ночи стоят чудесные, в особенности в саду дома, где живет королева…
— Я знаю, что туда многие стремятся, чтобы вкусить вечерней прохлады, — проворчал он.
— Тысяча чертей, друг мой, радуйтесь тому, что я вам предлагаю! У меня нет никакой возможности провести вас в ее спальню. Приходите завтра, я организую прогулку, которой вы останетесь довольны.
Так они и сделали. На следующий вечер, когда королева на правах хозяйки гостиной переходила от одной группы к другой, мадам де Шеврез предложила спуститься в сад: ночь была действительно слишком хороша, чтобы сидеть дома даже при открытых окнах. Компания спустилась к реке, блестевшей, точно атласная лента, позади цветников. Королева с энтузиазмом восприняла приглашение на прогулку. Бекингэм с поклоном предложил ей руку; Пютанж хотел было пойти следом за ними, но мадам де Шеврез отстранила его мягким жестом и улыбкой. Она последует за Ее Величеством вместе с лордом Холландом, а Пютанж пусть присоединится к остальным.
Небо цвета темно-синего бархата казалось каким-то волшебным, сады благоухали жимолостью и липовым цветом. Бекингэм и его царственная спутница шли по тропинке, предложенной Марией. Герцогиня некоторое время шла почти вплотную за парой, так, что могла даже слышать, о чем говорили впереди, но вдруг замедлила шаг под предлогом камешка, попавшего в туфлю. Естественно, тем самым она затормозила движение всех придворных, не смевших обогнать ее и Холланда. Все это произошло вблизи рощицы, которую огибала тропинка и за которой исчезли Бекингэм и королева. Остановка Марии, которая притворилась, что поранила ногу, и перегородила всю тропинку вместе с мадам де Верней (та тоже участвовала в заговоре!), продлилась несколько минут. До тех пор, пока они не услышали, как королева вскрикнула от боли и стала звать своих дам. Герцогиня тотчас позабыла про больную ногу и вместе со своей подругой поспешила на зов, причем обе были сильно обеспокоены, зная, что парочка вовсе не позади рощицы, а внутри ее, там, где стояла скамья. За ними последовал Холланд, а также Пютанж и Ла Порт, загородившие собой вход в зеленое гнездышко. От зрелища, которое они увидели, у дам на головах зашевелились волосы. Анна Австрийская, в слезах, с разорванным корсажем и приподнятыми юбками, была на грани обморока, в то время как ее воздыхатель силился успокоить ее, стоя перед ней на коленях.