— Мог ли мой брат убить? Вряд ли.
Свист мячей в воздухе заставляет Малин вспомнить стрельбище и пистолетные пули, стремящиеся поразить мишень. Совсем как это только что делала Катарина Фогельшё, когда они рассказывали ей о ее брате. А теперь с лицом, лишенным какого-либо выражения, она ожидает следующего вопроса, а на Малин один ее вид навевает усталость.
Стрелка часов приближается к пяти. И хотя Форс понимает, что надо как можно быстрее продвигаться в расследовании, она хочет домой.
Принять душ, а затем?
Жалеть себя.
Страшно жалеть.
Просто жалеть.
Головная боль улеглась, но тело все еще чего-то хочет. И его тоска, словно кулак, сжимает сердце.
У меня куча дел.
Справлюсь?
Она снова видит перед собой эту женщину, заносчивую и самодовольную, но все-таки чем-то приятную. Или это и есть то, что называется социальной компетентностью?
— То есть вы в это не верите? — переспрашивает Харри Катарину.
— Мой брат безобиден. Может быть, не во всех отношениях, но он точно не способен на насилие.
— Вы можете немного рассказать о нем? — просит Харри.
— Но ведь он лучше смог бы сделать это сам, — Катарина вынимает железную клюшку из своей сумки, оглядывая ее снизу доверху.
— Тогда позвольте мне перейти к делу, — говорит Малин и думает про себя: «Сосредоточься на Катарине Фогельшё. Не на самой себе». — Что вы делали сегодняшней ночью и рано утром?
— Вчера вечером ко мне приезжал отец. Мы пили чай.
— Он говорил, что ушел от вас в десять. Что вы делали потом?
Катарина прокашливается.
— Я поехала к своему любовнику. Главврач Ян Андергрен. Он может подтвердить, что я пробыла у него до утра.
Она называет номер телефона, а Харри тут же вбивает его в свой мобильник.
— Мне нравятся белые халаты, — шутит Катарина. — Но вы должны знать, что с этим любовником я встречалась всего несколько раз и не планирую длительных отношений.
— Почему? — интересуется Малин.
— Вы не понимаете? Золотое правило подобного романа: пять встреч, а потом вы начинаете воображать себе, что это любовь.
«Меня совершенно не впечатляет, что ты спала с врачом, — думает Форс. — Не кокетничай, я слишком от всего этого устала».
— У вас были какие-либо отношения с Йерри Петерссоном? — спрашивает Харри.
— Никаких, — нерешительно отвечает Катарина, прежде чем ее голос обретает уверенность. — С ним имели дело Фредрик и отец. А что?
— Вы не были против продажи замка? — продолжает Малин.
— Нет. Просто пришло время его продать и двигаться дальше.
«Ты слово в слово повторяешь то, что сказал твой отец, — замечает про себя Малин. — Это он научил тебя, что говорить?»
— То есть вы не хотели, чтобы он перешел к вам?
— Никогда не имела подобных амбиций.
Свист мячей не умолкает. Бесполезные снаряды. «Дурацкая игра», — думает Форс, в то время как Катарина Фогельшё поправляет ремешок своих синих брюк, воротник розовой хлопчатобумажной рубашки и кладет клюшку обратно в сумку.
— Ходят слухи, что вы были вынуждены продать поместье из-за финансовых проблем. Это так?
— Инспектор, мы древний дворянский род, нам почти полтысячелетия. Мы неохотно говорим о деньгах, но никогда, никогда, говорю я вам, не имели никаких финансовых проблем.
— Могу я спросить вас, чем вы занимаетесь? — интересуется Харри.
— Я не работаю. Покончила с этим после развода. А раньше занималась искусством.
— Искусством?
— У меня была галерея живописи XIX века. Такой вполне доступный эстергётландский художник, как Крутен. Но были и более дорогие. Вы знаете Эугена Янссона? [35] В основном я занималась им. А также датским женским романтизмом.
Малин и Харри кивают.
— Вы знали Йерри Петерссона раньше? — спрашивает Харри.
— Нет.
— Вы развелись не так давно? — интересуется Малин.
— Нет, десять лет назад.
— У вас есть дети?
Взгляд Катарины Фогельшё омрачается, как будто она хочет спросить, какое это имеет значение.
— Нет, — отвечает она.
— Вы с Петерссоном ровесники, не были ли вы знакомы в гимназии? — продолжает настаивать Форс.
Катарина Фогельшё оглядывает драйвинг-рэйндж.
— Мы ходили в Кафедральную школу в Линчёпинге. Когда он был в третьем классе, как мой брат, я училась в первом.
Малин и Харри обмениваются взглядами.
— Я помню его, — продолжает Катарина, все еще не сводя глаз с драйвинг-рэйнджа. — Но мы не общались. Он не принадлежал к моему кругу. Хотя, конечно, мы бывали на одних и тех же вечеринках, это неизбежно.
«Нет, — возражает про себя Малин. — В гимназии пересекаются все миры, хочешь ты того или нет. Люди могут бывать на одних и тех же вечеринках и общаться друг с другом не больше, чем два совершенно незнакомых человека, одновременно оказавшихся в одном баре».
— О каком круге вы говорите? — уточняет Харри.
— О девичьем. Круге моих подруг.
— Итак, вы никогда не общались?
Катарина снова бросает в их сторону взгляд, вдруг на мгновение сделавшийся печальным.
— Я только что об этом говорила.
— Мы слышали, — отзывается Малин.
Тонкие губы Катарины сжимаются в узенькую полоску.
— А теперь Йерри Петерссон сидит в нашем замке, как какой-нибудь Гэтсби. [36] Вероятно, скоро он будет устраивать там свои вечеринки. С размахом…
Внезапное отчаяние появляется в ее голосе и глазах.
— Может, он и сидел там, как какой-нибудь Гэтсби, — отвечает Малин, — но теперь он лежит в прозекторской Государственной криминалистической лаборатории.
Катарина Фогельшё снова смотрит на них, потом кладет мяч на землю и бьет по нему, будто со злости, прямиком отправляя в правый угол.
— Какая у вас машина? — спрашивает Харри, когда она снова поднимает на них глаза.
— Это только мое дело, — говорит Катарина. — Я не хочу показаться невежливой, но вас это совершенно не касается.
— Минуточку, — строго замечает Малин. — Я хочу, чтобы вы уяснили для себя одну вещь: пока мы ищем убийцу Йерри Петерссона, нам есть дело до любого волоска на вашем теле.