— Вы думаете, он нас впустит?
— Не сомневаюсь, если только он дома.
Через десять минут их черный «Сеат» уже стоял у ворот.
— Подъезжайте к дому, там вас встретят, — объявил мужской голос в динамике.
Молодая женщина в костюме пригласила их сесть за столик на террасе, а сама исчезла в доме.
— Мистер Гольдман скоро будет, — сказала она.
Вода. Гольдман в бассейне. Плавает стилем кроль. Малин видит, как мелькают его руки, как работают мускулы, и сама чувствует желание погрузиться в воду, ощутить ее мягкое сопротивление.
Наконец Йохен Гольдман выходит из бассейна. У него мускулистое, энергичное и загорелое тело, но любовь к спорту не спасла его тело от жировых складок, а спокойная жизнь — от краски для волос. Один из гориллоподобных подает ему полотенце, которое Гольдман вешает себе на шею, после чего, улыбаясь, направляется к Гомесу и Малин.
На его запястье надеты массивные часы, на загорелую грудь свисает тяжелая золотая цепь. Зубы неестественно белые, слишком белые для сорокапятилетнего мужчины, ведущего, по всей видимости, довольно беспокойную жизнь. Убийца? Из тех, кто запросто убирает ненужных людей с дороги? Невозможно понять.
Но Форс не боится его, он внушает ей совсем другие чувства.
Йохен Гольдман останавливается метрах в десяти от них и вытирает полотенцем волосы, держа его в правой руке и выпятив свой жирный живот. После чего оборачивает полотенце вокруг талии, приближается к гостям и протягивает руку Малин.
У него крепкое рукопожатие и не внушающая доверия улыбка. Довольно гладкая кожа — Форс замечает всего лишь несколько мелких морщинок вокруг глаз — и нос несколько острее, чем на фотографиях в старых газетах. Должно быть, ему не раз приходилось прибегать к услугам пластических хирургов. Йохен усаживается на стул рядом с полицейскими, после чего гориллоподобный протягивает ему солнечные очки с вправленными в дужки бриллиантами. «Красивые очки», — замечает, улыбаясь, Малин, после чего представляется:
— Малин Форс, инспектор криминальной полиции из Линчёпинга. Мы с вами разговаривали по телефону. А это мой коллега Хорхе Гомес.
Гомес кивает Гольдману, а тот, в свою очередь, вскидывает голову в знак приветствия.
— Не могли бы вы снять очки? Я хочу видеть ваши глаза, — говорит Малин.
— Очки от Тома Форда, [63] у вас есть вкус, — замечает Йохен, выполняя ее просьбу. — Так это вы звонили мне насчет Йерри?
«Ты это прекрасно знаешь», — мысленно отвечает ему Малин. Гольдман весело улыбается.
— И теперь вы приехали сюда, чтобы поговорить со мной, — продолжает Гольдман. Малин понимает, что никакая сила на свете не заставит его сказать больше, чем он для себя уже решил, и сразу переходит к делу.
— У нас есть информация, что Йерри Петерссон выдал вас полиции, когда вы были в бегах.
Йохен продолжает улыбаться. Его глаза блестят.
— Разумеется, я знал, кто меня выдал. У меня есть свои люди в Интерполе. Но тогда я едва успел уйти.
— Вы не хотели ему отомстить?
— Нет, это осталось в прошлом. И зачем мне мстить ему теперь, столько лет спустя? Собственно говоря, я никогда не доверял Йерри. Он не из тех, на кого можно положиться, поэтому нелишним было подстраховаться, тем более в моей ситуации.
— Но ведь вы назвали его своим другом.
— И это правда. Несмотря ни на что, он был надежнее многих.
Малин кивает.
Она видит, как капли на коже Гольдмана постепенно высыхают. Он сидит, расставив ноги, уверенный в себе и наслаждающийся жизнью, словно этот день для него последний.
— Он всего лишь хотел продать книги, — говорит наконец Гольдман. — Его жадность не знала предела. Он только что получил несколько сотен миллионов за то компьютерное предприятие и тем не менее не упустил возможности прорекламировать товар.
Вдали, у самого горизонта, показалось прогулочное судно. «Мисс Бюст» покинули террасу, теперь только бдительные гориллоподобные наблюдают за ними через стеклянные двери гостиной.
— Хорошо живете.
— Я много работаю. Тем не менее в этом доме мне очень не хватает женщины.
— Я думала, что этого добра у вас хватает, — пытается пошутить Малин.
— Но ни одной такой, как вы.
Форс улыбается, чувствуя на себе взгляд Йохена Гольдмана. Она вдруг замечает, что ветер растрепал ее платье, хочет поправить его, но потом оставляет все как есть. Она никогда не играла в такие игры, почему же сейчас ей пришло в голову сделать исключение? Чтобы сбить с толку Гольдмана?
«Мне это совсем неинтересно», — думает Малин, оглядывая себя.
Гомес читает СМС на дисплее мобильника.
— Итак, вы утверждаете, что даже не разозлились на Петерссона?
— Нет. Не стоит принимать близко к сердцу предательство человека, которому не особенно доверяешь, разве не так?
— Не знаю, — отвечает Малин. Она вспоминает, как уговаривала Янне остаться накануне его первого отъезда в Боснию, а он, не слушая ее, продолжал собирать свой камуфляжный рюкзак.
— Это так, — говорит Гольдман.
— И после этого вы продолжали вести с ним дела?
— О да.
— Несмотря на то что не доверяли ему?
— Ведь он не знал, что мне все известно. Я хочу донести до вас одну вещь, Малин: несмотря ни на что, Йерри был таким человеком, кого очень хочется иметь в числе своих друзей.
— Почему?
— Благодаря некоторым своим качествам. Беспринципности, например.
— Что вы имеете в виду?
Йохен поднимает брови, однако, судя по всему, не собирается отвечать.
— Как вы познакомились? — спрашивает Малин, не дождавшись ответа.
— Как-то раз я попал в переплет. Мой тогдашний адвокат, работавший в одной фирме с Петерссоном, был в отпуске. Я вышел на Йерри и сразу оценил его. И когда он открыл свою контору, я стал его клиентом.
— Вы знаете, почему он открыл свой бизнес?
— Коллеги его боялись.
— Боялись?
— Да, он был умнее их, поэтому в конце концов они от него избавились.
Малин улыбается. Йохен Гольдман проводит рукой по животу и раздувает ноздри, совсем как Тони Сопрано. [64]
— Больше вы ничего не хотите мне рассказать? О ваших с ним делах, о Йерри?
— Нет. Неужели больше нам не о чем поговорить? — Йохен снова улыбается.