Потом возникает лицо Янне, Даниэля Хёгфельдта, мамино, папино.
Прочь! Если вы действительно желаете мне добра.
Прочь!
Мария Мюрвалль, немая и безучастная. И все же я понимаю ее: она решила уйти из этого мира, чтобы не видеть его тьмы.
Йерри Петерссон. Он пытается подняться, выбраться из замкового рва, но духи черной воды крепко держат его внизу, рыбы, черви, крабы, ужи и голодные черные раки впиваются в его тело, выползают из его рта и пустых глазниц.
Йохен Гольдман. Он пришел сюда за мной? Может, я встала на его пути и теперь пойду на корм акулам?
Ничего не имею против.
Фогельшё озлоблены и слишком много о себе думают. Малин представляет себе автомобиль, катящийся по полю, словно мяч, в снежную новогоднюю ночь. И другой, темный, автомобиль.
Она еще видит, но глаза уже не различают предметов. Мир исчезает, становится мягким и податливым, простым, понятным и знакомым.
«Пей, пей, пей, — повторяет голос, — и тебе полегчает, все будет хорошо».
«Мне нравится этот голос», — думает Малин.
29 октября, среда
Ты должна это видеть, Малин.
Как их зовут, твоих коллег? Вальдемар? Юхан?
Сейчас они стоят вместе у дверей дома Юнаса Карлссона и просят впустить их. Им надо поговорить с ним, он не сказал им всей правды об аварии в ту новогоднюю ночь.
Ты видишь, Малин, я слежу за вами.
Сегодня не самое удачное утро для твоих коллег. Прокурор распорядился освободить Фредрика Фогельшё. Этого потребовал адвокат Эреншерна, убедивший его в том, что сын графа не совершал никаких других преступлений, кроме тех, в которых признался. «Мы не можем целую неделю держать в камере столь видного представителя нашего провинциального общества, в сущности, за ничтожный проступок».
Тем не менее вы, полицейские, все еще подозреваете его.
Новый год. Когда, наконец, закончится этот снегопад? Когда умолкнут газонокосилки?
Разве это я сидел тогда за рулем?
Что я вообще делал на новогодней вечеринке у Фредрика Фогельшё? Я не хочу об этом вспоминать, но я делал в сущности то же, что делают все люди, когда чего-то хотят и не хотят одновременно, когда гордятся своей независимостью и в то же время готовы пожертвовать ею, чтобы получить то, что им нужно.
Юнас напуган. Я чувствую это сейчас, когда нахожусь в каких-нибудь нескольких сантиметрах от него. Он знает, что прошлое иногда настигает нас.
Юнас собирался на работу, когда к нему пришли полицейские. Он рассказывает им, что весь вчерашний день провел на ипподроме в Манторпе.
А может, все-таки это он сидел тогда за рулем? Йохен любит водить людей за нос, он играет просто ради удовольствия, без этого его жизнь бессмысленна.
А сейчас Юнас Карлссон снова закрывает за собой дверь. Вальдемар кладет ему на плечо руку, и они вместе исчезают в глубине дома.
А теперь я рядом с тобой, Малин, на высоте десять тысяч триста семьдесят девять метров над землей я вижу твое спящее тело.
Тайны, Малин. В детстве ты любила маленькие секреты, это вошло у тебя в привычку.
Мимо меня пролетает самолет. Сегодня ты заслужила сон без сновидений. По дороге в аэропорт таксист останавливался, потому что тебя тошнило, тебе надо было выблевать из себя вчерашний день.
Ты так неисправима, Малин?
Ты выглядишь измученной, прислонившись к холодному вогнутому стеклу, и не слышишь, как гудит мотор. Мне хочется погладить тебя по щеке, и это то, что тебе действительно сейчас нужно.
Человеческое тепло.
Знать, что в мире есть что-то еще, кроме холодных камней замкового рва.
Юнас Карлссон садится на диван в своей гостиной. Якобссон устраивается в кресле напротив, а Вальдемар Экенберг беспокойно ходит из одного конца комнаты в другой. Стол посреди гостиной заставлен пустыми бутылками из-под пива, там же валяется смятый пакет из-под вина. Кислый алкогольный запах ударяет в нос. Однако вокруг все прибрано.
Вальдемар нервничает, дергается всем своим высоким телом. Его прокуренный голос заставляет Юхана содрогнуться.
— Ты лгал нам, — слова его хлещут, как плетка, несмотря на мягкий эстергётландский выговор и хрипоту.
Карлссон готов капитулировать; он знает, какой шторм сейчас обрушится на него.
— Я не…
— Заткнись, прохвост! — кричит Вальдемар. — Ясно, что ты солгал. Это Йерри Петерссон вел машину той новогодней ночью, а не ты!
— Я… — Юхан хочет сказать Вальдемару, чтобы тот успокоился, чтобы проявил уважение к допрашиваемому, но замолкает. В самом воздухе этой комнаты витает сейчас нечто такое, чему, кажется, невозможно противостоять.
— Расскажите нам правду. Какой бы она ни была, для вас это не будет иметь никаких последствий. Ведь прошло столько времени… — обращается Юхан к Юнасу.
— Это не я вел тогда…
Юхан смотрит в испуганные глаза Юнаса и вдруг понимает, чего тот на самом деле боится: теперь о нем напишут газеты, поползут слухи, люди будут шептаться за его спиной, — все вокруг узнают его историю.
Тут Вальдемар поднимает руку и бьет Юнаса в лицо. Тот кричит, кровь хлещет из разбитой губы.
— Хочешь еще? — Вальдемар наклоняется и смотрит Юнасу в глаза.
— Я…
Новый удар обрушивается на голову Карлссона, на этот раз по затылку. Он падает, ударяясь головой о ночной столик.
— Что?
— Это не я, не я сидел тогда за рулем. Это Йерри, Йерри, Йерри…
Малин проснулась.
В голове гул мотора, равномерный звук, словно перемалывающий мозг. Впереди, через два ряда от нее, расположилась семья с детьми, которые никак не могут успокоиться. Рядом с ними пожилая пара, оба загорелые, совсем как ее родители. Очевидно, долго пробыли на солнце. Оба улыбаются Малин, когда та открывает свои заспанные, красные от похмелья глаза. Перед ней наполовину выпитая банка пива «Хайнекен». Это благодаря ему тело немного успокоилось и прошла тошнота.
Малин окунулась в тепло. Физическое. «Хорошо, что я все-таки поехала», — думает она и представляет себе Йерри Петерссона, мерно покачивающегося на воде в замковом рву.
«Я знаю, что ты был свиньей. Настоящей свиньей, — мысленно обращается к нему Малин. — Почему же я так о тебе беспокоюсь?»
Ей отвечает голос откуда-то изнутри: «А о чем же тебе еще беспокоиться, Малин? О том, что ты должна делать и с чем никак не можешь справиться?»