Ты не сбила ни одного пешехода, избежала столкновений с другими машинами и не попалась на глаза дорожному патрулю.

Я сочувствую тебе, Малин. Ты жалкий человеческий обломок, не умеющий справиться даже с любовью к собственной дочери.

Тонкая куртка, которую она почему-то надела, быстро промокла. Дрожа от холода и задыхаясь от кашля, Малин трусцой бежит по направлению к замку.

Тело сына бывшего владельца лежало в семейной усыпальнице. Новый владелец найден убитым в замковом рву. Дворянские привилегии. Отказ Петерссона. Вырождение. Праздник в холодную новогоднюю ночь. В этом замке страсти кипят, словно под крышкой скороварки.

Дверь в часовню заперта. У Малин нет ключей, и она просто останавливается у входа.

Она не пытается заглянуть внутрь, чтобы еще раз увидеть иконы и место, где лежал труп, вместо этого достает бутылку и делает два глотка.

В другое время Малин предпочитает текилу с ее сладковатым, терпким ароматом, но сейчас больше подходит водка.

В лесу за часовней как будто что-то движется. Зло окружает замок плотным кольцом, в окнах загорается свет, и оттуда скалятся полуистлевшие лица мертвецов. Они смеются над Малин, потому что знают, что смерть побеждает все.

Что я здесь делаю?

Я ищу правды и спасаюсь от самой себя.

Форс бросает недопитую бутылку в ров, опять полный воды, но уже без рыб. Бутылка исчезает в темноте.

Там, в расщелинах каменных стен, мерцает зеленый свет. Что это?

Малин чувствует, что, если бы не холодный дождь, она совершенно утратила бы чувство реальности. Чтобы окончательно прийти в себя, она обходит вокруг замка, а потом садится в машину. Звуки музыки, включенной на всю громкость, заглушают мысли, и Малин хочется спать.

Она всматривается в глубину леса. Темнота между деревьями кишит змеенышами. Малин снова различает какие-то силуэты, однако на этот раз не слышит голоса. Вероятно, он уже сказал ей все, что хотел.

— Я не боюсь вас, проклятые змеи! — кричит Малин в сторону леса.

Она зажмуривает глаза и открывает их снова. Змееныши исчезают. Остаются пустота и мрак, и Малин хочет, чтобы ползающие твари появились снова. Она закрывает глаза, но видит босые ноги и слышит звук работающей газонокосилки. Малин на несколько секунд затыкает уши — и звук пропадает.

Она чувствует себя почти протрезвевшей, когда через несколько часов поворачивает ключ зажигания и покидает замок Скугсо со всеми его призраками.

Малин проезжает мимо поля, где двадцать лет тому назад произошла автокатастрофа. Здесь она останавливается, однако из машины не выходит.

Этот дождь словно разбудил призраки прошлого, темные силы, прячущиеся в траве, во мху, среди камней.

Малин продолжает путь, прибавляя скорость.

На въезде в Стюрефорс она замечает треугольный дорожный знак и рядом фургон, изнутри которого льется свет. Незнакомый полицейский в форме делает ей знак остановиться.

Первая мысль: бежать, прибавить газу, как, вероятно, сделал бы на ее месте Фредрик Фогельшё. Однако она останавливает машину и опускает стекло.

Коллега подозрительно поднимает бровь.

— Инспектор Форс, что вы делаете здесь в такое время?

«Он всего лишь червь, говорящий червь с тонкой кожей, натянутой на острые скулы», — думает Малин.

Полицейский хмурится.

— Сожалею, но мы вынуждены вас проверить.

56

1 ноября, суббота

Свен Шёман запирает за Малин дверь своего кабинета. Сегодня она пришла на работу в своей самой нарядной белой блузе, тщательно выглаженной утром. Она не знает, куда вчера направилась Туве, покинув ее квартиру; вероятно, уехала в Мальмслетт первым автобусом. Малин еще не звонила туда, не хотела будить их так рано и начинать выходной день с неприятных вопросов. Вероятно, если бы Туве не вернулась к Янне, он позвонил бы сам. Но разве Малин с ним договаривалась, что девочка останется у нее ночевать? Ведь они не созванивались перед приездом Туве, Малин полагала, что отец и дочь уже все решили между собой. Она должна была позвонить ему: что, если Туве так и не вернулась домой?

Взгляд Свена не предвещает ничего хорошего. Он уже все знает.

Малин опять вспоминает, как вчера вечером Туве убежала из ее квартиры. Ее начинает тошнить от презрения к самой себе и хочется убежать куда-нибудь далеко-далеко и больше не возвращаться.

Часы в кабинете Свена показывают 10:00. Летучки не будет, группа розыска собиралась только вчера вечером; кроме того, сегодня суббота. Хотя с двумя свежими нераскрытыми убийствами и думать нечего о выходных.

Некоторое время комиссар молча смотрит на Малин, а потом обращается к ней, повысив голос:

— Я думаю, ты сама понимаешь, в какое положение поставила нас всех и себя саму.

Малин хочется вскочить и закричать в лицо Свену, что ей наплевать, что в гробу она видала и их заботу, и эти чертовы реабилитационные центры, но она сдерживается, а потом вспышка гнева сменяется чувством раскаяния и страха потерять последнее, что осталось у нее в жизни, — работу.

— Я не знаю, что на меня нашло.

— Полтора промилле, Малин. Ты вела машину в нетрезвом состоянии. У тебя налицо все признаки алкоголизма. Что ты собираешься делать?

— Я не алкоголичка.

— Ты сама не знаешь, кто ты и что ты делаешь.

— Так предъяви мне обвинение, заведи дело.

— Ты не понимаешь, что говоришь. Не только я рискую из-за тебя своим местом.

В голосе Свена не слышно обычного покровительственного тона. Сейчас он начальник, призывающий ее к ответственности, к выполнению своего служебного долга.

Вчера индикатор алкотестера в фургоне дорожного патруля загорелся ярко-красным, а полицейские в форме переглянулись и сразу стали кому-то звонить, словно произошло что-то очень важное. Потом они сообщили Малин, что говорили со Свеном и оба готовы раз и навсегда забыть о случившемся. Сначала она хотела послать их ко всем чертям, однако быстро спохватилась, несмотря на свое состояние: до нее вдруг дошло, что они не только рисковали получить наказание по службе, но и, вероятно, шли на сделку со своей совестью.

Но чего только не сделаешь ради спасения коллеги!

— Никто не застрахован от ошибки, — сказал один из патрульных.

Они отвезли ее домой, объяснив, что об этом попросил их Свен Шёман. Наутро Малин проснулась вовремя в состоянии легкого похмелья, приехала в участок и села за свой стол, ожидая, когда комиссар позовет ее к себе.

— Я пытаюсь вслушаться в голоса, — говорит она Свену.

— Что за голоса, Малин? — спрашивает он, усаживаясь за свой стол.