Тщеславный?
При этих словах Карим невольно вскинул бровь, точно упомянули заболевание, которое он подозревает у себя.
А Малин мысленно рассмеялась.
Юхан принес «Афтонбладет» и «Экспрессен». Ничего по делу. Только теперь целые страницы с большим портретом профессора, «эксперта по древнескандинавским ритуалам», посвящены описанию Мидвинтерблота и намекам на то, что старинный обряд мог быть проведен вновь.
Свен молчал почти все заседание.
Малин помешивает жаркое, вдыхает запах белого перца и лаврового листа.
Это убийство скоро выветрится из общественного сознания. Новое преступление, очередной скандал с участием телезвезд, игры политиков, смертоносные бактерии в Таиланде.
Чего стоит труп, повешенный на дереве, если он уже «не нов»? Мяченосец, ты больше не актуален.
Тщеславие.
Дверь в прихожей открывается.
Это пришла Туве.
— Мама, ты дома?
— Я на кухне.
— Ты готовишь? Я ужасно голодна.
— Будет жаркое.
На щеках у Туве яркий румянец. Самый красивый в мире.
— Я встречалась с Маркусом. Мы перекусили у него дома.
Просторная вилла медицинских работников в престижном районе Рамсхэлл. Папа — хирург, один из тех, кто носит зеленое с белым, мама — врач в отоларингологической клинике. Чета медиков — обычное явление в этом городе.
Звонит телефон.
— Ответь ты, — говорит Малин.
— Нет, лучше ты.
Малин вынимает трубку из настенного держателя.
— Малин, это папа. Как вы?
— Хорошо. Только холодно. Я полила цветы.
— Я звоню не поэтому. Все хорошо?
— Я же сказала. Все хорошо.
— У вас холодно? Я смотрел шведское телевидение, в Стокгольме в квартирах лопаются батареи.
— Тут такое тоже случается.
«У него есть что-то на уме, — думает Малин. — Интересно, он скажет?»
— Ты что-то хотел?
— Я всего лишь хотел… ну ладно, об этом в другой раз.
Хватит вилять хвостом, хватит.
— Как хочешь, папа.
— Туве там?
— Как раз пошла в туалет.
— Ну ладно, это не важно. До следующего раза, пока.
Малин стоит с телефонной трубкой в руке. Никто не прерывает разговор так внезапно, как папа. Только что он был — и вот его нет.
Туве возвращается на кухню.
— Кто это был?
— Дедушка. Немного странный.
Туве садится за стол, смотрит в окно.
— Одежда, которую носят в это время года, уродует людей, — размышляет она. — Они выглядят толстыми.
— Знаешь, — говорит Малин, — еды хватит и на Янне. Может, позвоним ему и спросим, не хочет ли он прийти?
Внезапно возникает желание увидеть его. С чего-то начать. Просто почувствовать его рядом.
Туве сияет.
— Позвони ты, — предлагает Малин, и улыбка исчезает с лица дочери так же быстро, как появилась.
— Нет, мама, ты должна сделать это сама.
Один, два, три, четыре, пять сигналов. Ответа нет.
Вероятно, он дежурит на пожарной станции.
— У него сегодня выходной, — отвечает телефонистка со станции.
Мобильный.
Говорит автоответчик: «Привет, вы позвонили Янне. Оставьте сообщение после сигнала, я вам перезвоню».
Оставлять сообщение Малин не стала.
— Не дозвонилась?
— Нет.
— Тогда поедим вдвоем.
Туве спит в своей постели.
На часах чуть больше половины двенадцатого. Малин лежит на диване, сна ни в одном глазу.
Она поднимается, заглядывает в комнату Туве. Смотрит на совершенное девичье тело под одеялом — грудная клетка ходит вверх-вниз.
Братья — не мужчины.
Жизнь переполняет ее.
Теплый, теплый кровоток. Другое тело, в другой постели.
«Янне, Янне, где ты? Приезжай сюда. Возвращайся. На плите жаркое».
«Я не могу. Я везу мешки с мукой по горам в Боснии, дорога под нами заминирована. Им здесь нужна моя помощь».
«Ты нужен нам».
Малин уходит в свою спальню. Она сидит на краю постели, когда раздается звонок мобильника.
Она бросается в зал, находит телефон в кармане куртки.
— Это Даниэль Хёгфельдт.
Гнев сменяется отчаянием, отчаяние надеждой.
— У тебя есть что-нибудь для меня?
— Да нет, ничего нового. А что ты имел в виду?
— Я имел в виду, что всегда рад видеть тебя, когда тебе это удобно.
— Ты дома?
— Да. Ты придешь?
Малин смотрится в зеркало в прихожей, и чем дольше она смотрит, тем сильнее расплываются контуры лица.
Почему она должна отказывать себе?
Она шепчет в трубку: «Я приду, приду, приду».
Прежде чем выйти из квартиры, выпивает стакан текилы.
На полу в прихожей записка:
Туве!
Звонили с работы, я доступна по мобильному.
Мама
[В темноте]
Это вы?
С любовью?
Эскизы, рисунки, моя маленькая черная книжка с маленькими черными словами, снимки: сегодняшнего дня, будущего, прошлого, крови.
Я не сумасшедший. Это всего лишь часть меня не выдержала и трещит по швам. Что толку говорить с психологами? Там, дома, в гардеробе, лежит дневник, там крошки печенья, яблоки, полный почтовый ящик, и там то, что нужно сделать, то, что уже сделано, и то, что нужно сделать еще раз.
Впустите меня, послушайте, здесь, снаружи, холодно. Впустите меня.
Почему вы смеетесь? Ваш смех разрывает меня на части.
Здесь холодно и сыро.
Я хочу домой. Но теперь мой дом здесь.
Я только хочу играть с вами.
Хочу вашей любви.
Только и всего.
Восьмое февраля, четверг
Спальня Даниэля Хёгфельдта.
Что я здесь делаю?
Это его руки на моем теле? Он полон энергии, решителен, обнимает, щекочет, шлепает. Он бьет меня? Пусть бьет. Пусть немного поцарапает, ведь это приятно — причинить кому-то немного боли.