Я поддаюсь. Будь что будет. У него крепкое тело — этого достаточно, мне плевать, кто он.
Серые стены. Мои руки у хромированного изголовья кровати, он кусает мне губы, его язык у меня во рту, и он ходит, ходит.
Пот. Тридцать четыре градуса ниже нуля.
Туве, Янне, папа, мама, Мяченосец, Мария Мюрвалль.
Даниэль Хёгфельдт на мне. Ты решил, ты думаешь, я твоя, Даниэль? Мы можем сделать вид, что это так, если хочешь.
Это причиняет боль. И это прекрасно.
Она перенимает инициативу, откатывается от него, прижимает его к матрасу. Залезает сверху.
Давай, Даниэль, давай.
Я исчезаю в этой приятной боли. И это чудесно.
Что еще нужно человеку?
Малин лежит рядом с Даниэлем, потом разворачивается, садится. Смотрит на мускулистое тело спящего. Поднимается, одевается и выходит из квартиры.
Пять часов. Линчёпинг пуст.
Она направляется в полицейский участок.
«Малин, я слышал, что ты уходишь, я не спал, но ты не заметила.
Я хотел остановить тебя, там ведь, на улице, такой дьявольский холод, я хотел сказать: хочу, чтобы ты осталась. Даже самым жестким, самым суровым на вид нужно тепло. Оно нужно всем.
В тепле нет ничего необычного.
Тем не менее оно — все.
Я копаю, я роюсь в жизни людей, пытаясь раскрыть их тайны.
В этой суете нет тепла, но тем не менее я люблю ее.
Как я стал таким?»
Братья Мюрвалль.
Адам, Якоб, Элиас.
Их документы лежат перед Малин на письменном столе. Она рассеянно листает бумаги, читает, пьет кофе.
Три человека. Одного поля ягоды.
Список преступлений братьев Мюрвалль читается как протокол боксерского поединка.
Первый раунд. Мелкие кражи в магазинах, гашиш, угнанные мопеды, вождение без прав, воспрепятствование исполнению должностных обязанностей, взлом киоска, ограбление грузовиков фабрики «Клоетта».
Второй раунд. Нанесение телесных повреждений, драка в пивной.
Третий раунд. Браконьерство, вымогательство, кража лодки, незаконное хранение оружия.
«Салонное» ружье, Хюскварна.
Такое впечатление, что на этом матч закончился.
Последние записи в делах — десятилетней давности.
Так что же случилось с братьями Мюрвалль? Успокоились? Создали семьи? Встали на путь исправления? Поумнели? Во всяком случае, не последнее. Такого не бывает. Гангстеры всегда остаются гангстерами. Кто из них хуже?
Младший брат, Адам. Курильщик гашиша и склонный к насилию любитель техники, если верить бумагам. До крови избил гонщика в Манторпе, не оправдавшего его надежд и не выигравшего заезд.
Ставка? Конечно. Три месяца в исправительном учреждении города Шеннинге. В феврале убил двух лосей. Месяц в Шеннинге. Избиение подруги. Предполагается попытка изнасилования. Шесть месяцев.
Средний брат, Якоб. Неграмотный, если верить бумагам — страдает дислексией. [38] Склонен к буйству.
Что же натворил этот? Ударил врача в седьмом классе, повалил на землю своего ровесника возле киоска в Юнгсбру. Специализированная школа. Курил гашиш на школьном дворе по возвращении, сломал челюсть полицейскому при попытке его задержать. Шесть месяцев в Норрчёпинге, вымогательство у торговцев в Буренсберге, вождение в нетрезвом состоянии. Год в Норрчёпинге. Потом ничего. Как отрезало.
Старший брат, Элиас. Тот еще экземпляр! Имел что-то вроде таланта к футболу, в тринадцать лет играл во втором составе, пока не был исключен из клуба за ограбление киоска «Юнгсбру ИФ». Совершил непредумышленное убийство, когда, будучи пьяным, врезался в дерево. Шесть месяцев в Шеннинге. Нанесение тяжких телесных повреждений в ресторане «Гамлет»: бросил пивную кружку в голову одного из посетителей, человек ослеп на один глаз. «Медленно соображает, легко подвержен внушению, неуверен» — замечания психолога. Медленно соображает? Неуверен? Разве так пишут?
Младшая сестра, Мария.
Так вот каковы твои братья, Мария? Те, которые украсили картинками стены твоей комнаты? Это сделал Адам? На их языке, полагаю, это означало проявление заботы.
Синее тело Бенгта на дереве.
Была ли это месть трех братьев?
Четвертый раунд. Убийство?
Малин протирает глаза, потягивая кофе уже из третьей чашки. Она слышит, как дверь открывается, чувствует порыв холодного ветра. Доносится голос Зака, скрипучий и усталый:
— Что, Форс, пришла с утра пораньше? Или это ночь так затянулась?
Зак включает радио — на минимальную громкость.
— Захватывающее чтение, правда?
— Они, похоже, успокоились, — говорит Малин.
— Или просто стали хитрее.
Зак хочет сказать что-то еще, но его слова заглушает голос из радиоприемника. Пронзительный скрип, перебивающий последние аккорды только что отзвучавшей песни, а потом мягкий голос подруги Малин: «Это был…»
Хелен.
«Она выросла там, — думает Малин. — И почти ровесница братьев Мюрвалль. Может, она их знает? Стоит позвонить ей. Позвоню».
— Привет, Малин.
Голос такой же ласковый, такой же сексуальный, как и в радиоприемнике.
— Можешь говорить?
— У нас три минуты и двадцать две секунды до того, как закончится эта песня. Потом я смогу дать тебе столько же времени, когда закончу говорить.
— Тогда я сразу перехожу к делу. Знавала ли ты неких братьев по фамилии Мюрвалль, когда жила в районе монастыря Вреты?
— Зачем тебе?
— Ты знаешь, я не могу объяснить.
— Братья Мюрвалль? Конечно. Все их знали.
— Они пользовались дурной славой?
— Можно сказать и так. Их еще называли «сумасшедшие братья Мюрвалль». Было в них что-то жуткое и в то же время тоскливое. Понимаешь, они были из тех, про которых все знают, что ничего путного из них не выйдет, и которые открыто выступают против существующего порядка. Такие с самого начала стоят в стороне от всех, как будто они… я не знаю… обречены вечно стучаться в ворота нормального человеческого общества без всякой надежды, что им откроют. Они словно меченые. Семья Мюрвалль жила в Блосведрете — это адский угол, самый продуваемый участок равнины. Не удивлюсь, если они живут там до сих пор.
— Ты помнишь Марию Мюрвалль?
— Да, но с ней все было иначе. Училась в параллельном классе.