н) 1999 — 30 мая съезжает с квартиры.
о) 1999 — 15 июня селится в мотеле «Холли Мартенс». (Промежуток две недели. Где она была?)
п) 1999 — июнь — август. Замечена в компании Рыжего Мозгляка и Богатого Блондина в мотеле «X. М.».
р) 1999 — март — июль. Коди Фальк получает 9 писем за подписью К. Николс.
с) Карен получает записи психотерапевта. Дата неизвестна.
т) 1999 — июль. Изнасилована К. Фальком.
у) 1999 — июль. Арестована за занятие проституцией на автовокзале Спрингфилда.
ф) 1999 — 4 августа кончает с собой.
Итого. Поддельные письма, отправленные К. Фальку, позволяют предположить, что в «невезении» К. Николс принимала участие Третья Сторона. На то же указывает тот факт, что К. Фальк не уродовал ее машину. Третьей Стороной могут быть Рыжий Мозгляк, Богатый Блондин или оба. (А могут и не быть.) Доступ к медицинским записям наводит на мысль о том, что Третья Сторона может быть кем-то из медицинского персонала, работающего под началом психотерапевта. Более того, осведомленность медицинского персонала о частной жизни пациентов открывает Третьей Стороне возможность вмешиваться в жизнь К. Николс. Мотив, однако, не прослеживается. Предположим далее, что…
— Мотив для чего? — спросила Энджи.
Я накрыл рукой страницу и покосился на нее.
— Тебя мама в детстве не учила?..
— Что невежливо заглядывать через плечо и читать чужие записи?
Она бросила сумку на пустой стул слева и села рядом со мной.
— Как продвигается дело?
Я вздохнул:
— Жалко, что с мертвыми нельзя поговорить.
— Тогда бы они не были мертвыми.
— Что в тебе потрясает, — сказал я, — так это твой ум.
Она толкнула меня в плечо и кинула на барную стойку сигареты и зажигалку.
— Энджела! — обрадовался Дерганый Дули, сжал ее руку и наклонился над стойкой, чтобы чмокнуть Энджи в щеку. — Давненько ты к нам не заглядывала.
— Привет, Дерганый. Ни слова о прическе, хорошо?
— О какой прическе? — сказал Дерганый.
— Вот и я ей то же говорю.
Энджи снова ткнула меня в плечо:
— Плесни-ка водки безо льда, Дерганый.
Он яростно потряс ее руку и воскликнул:
— Ну вот, наконец-то нормальный человек просит нормальный напиток!
— Да уж, на моем приятеле много не наваришь. — Энджи прикурила сигарету.
— В последнее время он вообще ведет себя как монашка. Уже народ удивляется. — Дерганый плеснул в стакан щедрую порцию «Финляндии» и поставил его перед Энджи.
— Ну что, — сказал я, когда Дерганый оставил нас одних, — приползла назад, а?
Она хмыкнула и отпила «Финляндии».
— Давай-давай, шути и дальше, остряк-самоучка. Тем приятней мне будет тебя мучить.
— Ладно, ладно. Что ты вообще-то здесь делаешь, знойная сицилийская женщина?
Она закатила глаза и сделала еще глоток.
— Нашла кое-что любопытное насчет Дэвида Веттерау. — Она подняла указательный палец. — Точнее говоря, две вещи. Первая совсем простая. Помнишь письмо, которое он написал в страховую компанию? Мой спец утверждает, что это явная фальшивка.
Я крутанулся на стуле.
— Ты уже что-то нарыла?
Она потянулась за сигаретами, вытащила одну.
— В воскресенье? — настаивал я.
Она прикурила сигарету и подняла брови.
— Значит, точно что-то нарыла, — сказал я.
Она прижала пальцы к ладони, подула на них и отполировала воображаемую медаль у себя на груди.
— Две вещи.
— Ладно, — сказал я. — Круче тебя никого нет.
Она приставила ладонь к уху и наклонилась ко мне поближе.
— Ты супер. Ты гений сыска. Тебе нет равных. Брюс Ли перед тобой мальчонка. Круче тебя нет.
— Это ты уже говорил.
Она склонилась еще ниже, не убирая руку от уха.
Я откашлялся.
— Ты — безо всяких вопросов и сомнений — самый умный, самый находчивый, самый догадливый частный сыщик во всем Бостоне.
Она растянула рот в широкой, чуть кривой улыбке, от которой мое сердце рвало в клочья.
— Видишь, не так уж это и сложно, — сказала она.
— Конечно. Сам не понимаю, почему тебе пришлось вытягивать из меня эти слова клещами.
— Потому, видимо, что ты утратил навык вылизывания чужих задниц.
Я откинулся назад и уставился долгим взглядом на изгиб ее бедра.
— К вопросу о задницах, — сказал я. — Позволь заметить, что твоя выглядит потрясающе.
Она махнула в мою сторону сигаретой:
— Не надо грязи, извращенец.
Я положил обе руки на стойку бара:
— Да, мэм.
— Странность номер два.
Энджи достала стенографический блокнот и раскрыла его, одновременно крутанувшись на стуле так, что наши колени почти соприкоснулись.
— Около пяти часов того дня, когда Дэвида сбила машина, он позвонил Грегу Данну и попросил перенести встречу, объяснив, что у него заболела мать.
— А она и правда заболела?
Она кивнула:
— Заболела. Раком. И пять лет назад померла. В девяносто четвертом.
— Значит, он соврал насчет…
Она подняла ладонь:
— Я еще не закончила. — Энджи затушила в пепельнице сигарету, оставив тлеть несколько крупинок табака. Она наклонилась вперед, и наши колени соприкоснулись. — В четыре сорок Веттерау позвонили на мобильный. Разговор длился четыре минуты. Звонили с таксофона на Хай-стрит.
— Всего в одном квартале от пересечения Конгресс и Пёрчейз.
— Если точнее, одним кварталом южнее. Но не это самое интересное. Наш человек в «Сельюлар Уан» сказал, где находился Веттерау, когда принял этот звонок.
— Жду затаив дыхание.
— Он направлялся на запад по Пайк в сторону Нейтика.
— Значит, в четыре сорок он едет забирать «Стэдикам».
— А в пять двадцать оказывается на пересечении Конгресс и Пёрчейз.
— Где его собьет машина.
— Именно. Он паркует машину в гараже на Саут-стрит, пешком идет по Атлантик до Конгресс и, переходя через дорогу на Пёрчейз, спотыкается.
— С полицией ты это не обсуждала?
— Ну, ты сам знаешь, что полиция думает о нас в целом и обо мне в частности.
Я кивнул.