— Ясно. А потом?
— Потом поймал ее хвост раскроечным ножом и разрезал эту мерзость пополам, положил в пакет и выбросил в собственный мусорный контейнер. Я действительно беспокоился об Анни. Она боялась потом ложиться в собственную постель. — Он покачал головой. — Но вы ведь приехали не для того, чтобы говорить со мной о моей карьере супермена, не так ли? Зачем вы, собственно, приехали?
— Ну… — Скарре отвел локон со лба. — Шеф говорит, мы, как почтальоны, — всегда должны звонить дважды.
— Да? Ну что ж. Но я вообще-то до сих пор не осознал, что кто-то забрал жизнь Анни. Совершенно обычная девочка. Здесь, в этом городе, на этой улице. Ее семья тоже еще не осознала. Теперь ее комната останется нетронутой годами, точно такой же, какой она видела ее в последний раз. Я слышал, так происходит. Вы не думаете, что это подсознательная надежда, что она когда-нибудь вернется?
— Может быть. Вы пойдете на похороны?
— Придет вся деревня. Это всегда бывает так, когда живешь в маленьком городке или деревушке. Ничего не удается скрыть от других. Люди считают, что имеют право во всем принимать участие.
— Может быть, это нам поможет, — сказал Скарре. — Если убийца родом отсюда.
Фритцнер подошел в шлюпке, взял бутылку и опустошил ее.
— Вы думаете, он отсюда?
— Скажем так, мы на это надеемся.
— А я нет. Но если это так, я надеюсь, вы схватите мерзавца как можно скорее. Вероятно, жители всех двадцати домов здесь на улице уже знают, что вы пришли именно ко мне. Второй раз.
— Это вас напрягает?
— Конечно. Я бы с удовольствием остался здесь жить.
— Но ведь вам ничто не мешает!
— Посмотрим. На холостяков всегда косо посматривают.
— Почему?
— Ненормально, когда у мужчины нет женщины. Люди ждут, что он заведет ее, по крайней мере, когда ему исполнится сорок. И если этого не происходит, они ищут какую-то причину.
— Это звучит немного параноидально, мне кажется.
— Вы не знаете, каково жить так близко от других. Наступят жесткие времена, для очень многих.
— Вы думаете о ком-то конкретном?
— Подумал. Да.
— Например, о Йенсволе?
Фитцнер ответил не сразу. Искоса взглянул на Скарре и словно пришел к внезапному решению. Вынул руку из кармана и протянул ему.
— Я хочу показать вам вот это.
На его ладони лежал нитяной шнурок с вплетенными в него жемчужинами.
— Это принадлежит Анни, — сказал Фритцнер. — Я нашел его в автомобиле. Спереди, на полу, он застрял между сиденьем и дверью. Я неделю назад подвозил ее к центру.
— Зачем вы даете это мне?
Фитцнер задержал дыхание.
— Я мог бы оставить все как есть, не так ли? Сжечь в печи, не сказать ни слова. Я просто демонстрирую, мне нечего скрывать.
— Я был в этом уверен, — сказал Скарре.
Фритцнер улыбнулся.
— Вы думаете, я идиот?
— Возможно, — Скарре улыбнулся в ответ. — А может быть, вы пытаетесь одурачить меня. Может быть, вы настолько расчетливы, что разыграли это невинное признание. Я возьму нитку с собой. И буду наблюдать за вами с еще большим вниманием, чем прежде.
Фритцнер побледнел. Скарре не сдержался и улыбнулся еще шире.
— Почему ваша лодка так называется? — спросил он с интересом и взглянул на лодку. — Странное название для лодки: «Narco Traficante»?
— Просто пришло в голову.
Он попытался снова взять себя в руки.
— Звучит неплохо, как вам кажется? — Он озабоченно взглянул на молодого полицейского.
— Вы уже ходили на ней по морю?
— Ни разу, — признался Фитцнер. — В море у меня всегда разыгрывается морская болезнь.
* * *
Только сейчас Эдди заметил по своим наручным часам, что прошел целый день с тех пор, как первая лопата сухой земли ударилась о крышку гроба. Земли над Анни. Полной веток, камней и червяков. В кармане у него лежал комок бумаги, несколько слов, которые он хотел прочесть, стоя у гроба, после проповеди. Остаток жизни его будет мучить то, что он просто стоял и всхлипывал и не произнес ни единого слова.
— Я думаю, что у Сёльви не все в порядке с головой, — сказал Эдди Холланд и покрутил пальцем у виска. — Это не видно на томограмме, вообще не выявляется медицинским путем, но у нее есть проблемы. Она научилась всему, что нужно в этой жизни, она просто немного медлительна. Может быть, чувствует себя одинокой. Не говорите об этом с Адой, — добавил он.
— Она это отрицает? — спросил Сейер.
— Она говорит, что, если ничего не выявлено, значит, скорее всего, все в порядке. Просто все люди разные, говорит она.
Сейер вызвал его в офис.
— Мне нужно кое о чем вас спросить, — осторожно начал Сейер. — Если бы Анни встретилась на дороге с Акселем Бьёрком, она бы села к нему в машину?
Вопрос заставил Эдди удивленно раскрыть глаза.
— Это неслыханно, — сказал он, помолчав.
— Произошло неслыханное преступление. Просто ответьте на вопрос. Я знаю людей, о которых идет речь, не так хорошо, как вы, и в каком-то смысле в этом мое преимущество.
— Отец Сёльви, — задумчиво сказал Холланд. — Может быть. Они были у него в гостях пару-тройку раз, так что она знала его. Она бы села в машину, если бы он предложил. Почему нет?
— Какие у вас с ним отношения?
— Никаких.
— Но вы говорили с ним?
— Только между делом. Ада никогда не впускала его в дом. Жаловалась, что он надоел.
— А вы сами что об этом думаете?
Холланд заерзал в кресле.
— Я думаю, это было глупо. Он же не хотел ничего плохого, просто увидеть Сёльви раз-другой. Сейчас у него ничего нет. И работу потерял.
— А Сёльви? Она любила навещать его?
— Я боюсь, что Ада отбила у нее охоту. Она бывает очень жесткой. Бьёрк наверняка сдался. Я видел его на похоронах, она так посмотрела на него… Понимаете, — проникновенно сказал он, — не так легко противоречить Аде. Это не значит, что я ее боюсь или что-то вроде этого, — он усмехнулся. — Но она так легко выходит из себя… Как бы вам объяснить… Она так легко выходит из себя, что я не осмеливаюсь.
Он снова замолчал, а Сейер сидел тихо и ждал, пытаясь представить себе запутанные игры, происходящие между людьми. Тысячи нитей на протяжении многих лет переплелись между собой и образовали упругую мелкоячеистую сеть, в которой ты чувствуешь себя добычей. Его восхищали механизмы этого процесса. И боязнь людей достать нож и выбраться наружу, даже если они до смерти тосковали по свободе. Холланд наверняка хотел выбраться из сетей Ады, но его удерживали тысячи мелочей. Он сделал выбор, вследствие которого будет сидеть в клейких нитях до конца своих дней, и это решение так давит на него, что вся его мощная фигура ссутулилась и обвисла.