— Могу поспорить, он здорово испугается, когда вы подъедете вот на этой машине.
— Ну, уж это наверняка. Все пугаются. На самом деле это довольно забавно, потому что почти у каждого человека совесть нечиста. И когда я вдруг появляюсь у них на пороге, я чувствую, как они роются в памяти, пытаясь выяснить, что же я такое мог раскопать. Над этим, конечно, не стоит смеяться, но иногда я просто не могу сдержать улыбку.
Мальчик кивнул и продолжал загорать на солнышке в компании умного полицейского. Они доели мороженое и пошли назад к машине. Сейер взял в киоске бумажную салфетку, вытер мальчонке рот и помог ему пристегнуться.
— Мы с мамой собираемся в город взять видеофильмы. И для нее, и для меня.
Сейер завел машину и проверил «мертвый сектор».
— А что ты хочешь посмотреть? Фильм про преступников?
— Да. «Один дома-2». «Один дома» я смотрел два раза.
— Значит, вам придется ехать на автобусе туда и обратно. Машины-то у вас нет.
— Да. Получится дольше, но это ничего, у нас много времени. Раньше, когда у папы… когда у нас была машина, не успеешь и глазом моргнуть — а ты уже съездил туда и обратно.
Он сунул палец в ноздрю и немного поковырял там.
— Папа хотел БМВ. Такой, на какой он ходил смотреть. Белый. Если бы она, эта тетенька, купила «Манту»…
Сейер чуть не съехал в кювет. Сердце его в груди подпрыгнуло, но он взял себя в руки.
— Что ты сказал, Ян Хенри? Извини, не расслышал.
— Тетенька. Которая хотела купить нашу машину.
— Он об этом говорил?
— Да. В гараже. Это было в тот день — последний день, когда он был дома.
— Тетенька? — Сейер почувствовал, как по его спине пробежал холодок. — А он не сказал, как ее звали? — инспектор посмотрел в зеркало, перестроился и затаил дыхание.
— Сказал. У него на бумажке было записано.
— Ах, вот оно что?
— Но я его уже не помню, это было так давно.
— На бумажке? Ты ее видел?
— Ну да, она у него была в кармане, в комбинезоне. Он лежал на спине под машиной, а я сидел на верстаке, я там всегда сижу.
— Но ты говоришь, что видел листок — значит, он вынимал его из кармана?
— Да. Из кармана на груди. Он прочитал имя, а потом…
— Что? Положил назад в карман?
— Нет.
— А что, выбросил?
— Я не помню, что он с ним сделал, — сказал мальчик печально.
— А если ты хорошенько подумаешь, как, по-твоему, сможешь вспомнить?
— Не знаю.
Мальчик серьезно смотрел на полицейского; он начал понимать, что речь идет о чем-то важном.
— Если я вспомню, я вам скажу, — прошептал он.
— Ян Хенри, — так же тихо сказал Сейер, — это очень-очень важно.
Они подъехали к зеленому дому.
— Я понимаю.
— Так что, если вспомнишь что-нибудь про эту тетеньку — все, что угодно, — скажи своей маме, чтобы она мне позвонила.
— Ладно. Если вспомню. Ведь это было давно.
— Да, верно. Но иногда, если сильно напрячься и долго думать о чем-то, день за днем, можно вспомнить то, о чем ты, казалось, совершенно забыл.
— Пока, — сказал Ян Хенри.
— До скорого, — ответил Сейер.
Он повернул и смотрел в зеркало, как мальчик бежит к дому.
— Мне следовало бы предположить, — сказал он себе, — что парень может что-то знать. Ведь он всегда торчал с отцом в гараже. Ничему-то меня жизнь не учит.
Женщина. Она могла послужить приманкой, чтобы вытащить его из дома; а мужчина ждал где-нибудь, чтобы выполнить грязную работу. Но почему?
В доме номер 6 на Эрик Берресенсгате был магазин, где продавали сантехнику, поэтому инспектор направился к дому номер 5 и на втором этаже нашел некоего Й. Миккельсена, безработного. Парня лет двадцати пяти, в джинсах с дырками на коленях.
— Вы знаете Эгиля Эйнарссона? — спросил Сейер и уставился на парня: как тот отреагирует?
Они сидели за столом на кухне, друг напротив друга. Миккельсен отодвинул в сторону стопку лотерейных билетов, солонку, перечницу и последний номер «Vi Menn». [10]
— Эйнарссон? Что-то знакомое, но не могу вспомнить. Звучит так, как будто он исландец.
Ему едва ли было что скрывать. Так что, конечно, не стоило ехать сюда, сидеть здесь за столом, покрытым клетчатой клеенкой, в разгар рабочего дня, — чтобы упереться носом в тупик.
— Он умер. Его нашли в реке пару недель назад.
— О-о-о, точно!
Парень потер тонкое золотое колечко в ухе и закивал:
— Ну конечно, я в газете видел. Убит ножом, и все такое. Да, теперь вспомнил. Эйнарссон. У нас тут скоро будет, как в Америке, и все это из-за наркотиков, если хотите знать мое мнение.
Честно говоря, Сейер не хотел. Он молчал и ждал, с любопытством вглядываясь в молодое лицо. Длинные волосы Миккельсена были расчесаны на прямой, как стрела, пробор, и ему очень шел «конский хвост», в который они были собраны. Надо же, некоторым мужикам это действительно идет, подумал Сейер. Могут запросто так ходить, и это выглядит совершенно нормально. Но таких немного.
— Да, ну, в общем, я его не знал.
— То есть вы не знали, какая у него была машина?
— Машина? Да вы что, откуда мне знать?
— У него был «Опель Манта». Модель восемьдесят восьмого года. В неправдоподобно хорошем состоянии. Он ее у вас купил два года назад.
— Ох, черт! Так это он?! — Миккельсен кивнул, как бы подтверждая свои слова. — Ну конечно, потому-то мне имя и показалось знакомым. Черт знает что!
Он зашарил по столу в поисках пачки антиникотиновой жвачки, поставил ее на ребро, дал щелчка и снова поставил.
— А откуда, черт бы вас побрал, вы это узнали?
— Вы же подписали договор купли-продажи, как и полагается. Вы давали объявление в газету?
— Нет, я просто ездил с объявлением на стекле. Я деньги экономил. Прошло всего два дня, и он позвонил. Он был довольно-таки странный тип, доложу я вам. Копил деньги целую вечность, платил наличными и все такое.
— А почему вы решили ее продать?
— Я не решал. Я потерял работу, и у меня просто не стало возможности ее содержать.
— То есть сейчас у вас машины нет?
— Почему? Есть. У меня «Эскорт», я купил его на автомобильном аукционе, старый такой. Но я им редко пользуюсь, у меня сейчас денег нет на бензин, я на пособие живу.