«Я тебя знаю». Три самых неприятных слова в английском языке. Не дождавшись моей реакции, Майя пробормотала несколько ругательств на китайском. Мне показалось, что она поднесла телефонную трубку к другому уху.
— Ну, ладно, давай поговорим о твоем отце. Ты и в самом деле полагаешь, что в убийстве замешан кто-то из его политических противников? — спросила Майя.
На мгновение я представил, как член муниципального совета Фернандо Асанте в бежевом спортивном костюме большого размера пытается забраться в мое кухонное окно, его ковбойский сапог оставляет на раковине отпечаток, а солидное брюхо болтается среди ветвей сирени. У меня даже настроение немного улучшилось.
— Даже в Техасе политики обычно не бывают такими колоритными личностями. Асанте, самый подходящий кандидат, по утрам с трудом находит собственный член.
— Ну, тогда торговец наркотиками, человек, в чей дом ты так нагло ворвался с пистолетом в руках?
На этот раз мне пришлось немного подумать.
— Если это Ги Уайт, то я не вижу в его действиях никакой логики. Зачем убивать выходящего в отставку шерифа, в особенности если известно, что подозрения падут именно на тебя? И почему он начал нервничать из-за моего появления сейчас, когда даже федералы ничего не сумели найти? — сказал я.
— Однако я не слышу убежденности в твоем голосе.
— Может быть, мне стоит нанести ему еще один визит.
— Нельзя приходить к мафиози дважды в неделю и пытаться вытряхнуть информацию относительно его преступлений, — после паузы сказала Майя.
Я не стал ей отвечать.
— О, господи, даже не думай, Трес.
— Ничего другого не остается, разве что заняться информацией из полицейского досье, которую я прибрал к рукам.
— Что?
— Ладно, забудь.
— Господи, — сказала Майя.
— Уррр, — сочувственно заметил Роберт Джонсон.
— Это касается моего отца, и я считаю бумаги своим наследством.
— Тебе в наследство досталось безумие, Наварр.
— Я много работал, чтобы заполучить свое безумие, госпожа Ли, — запротестовал я. — Никто не принес мне его на серебряном блюде.
— Проклятье, и как я только могла на тебя запасть? — удивленно спросила Майя.
После этого наступила неловкая пауза. Наконец Майя вздохнула.
— Трес, я помню, как ты лежал в переулке Ливенворта с балийским ножом в легких…
— На самом деле легкое было слегка задето.
— …из-за того, что решил сам поговорить со спятившим торговцем гашишем.
— Ничего бы такого не случилось, если бы всем известная Эйприл Голдмен мне не наврала.
— Ты был бы мертв, если бы она не послала меня за тобой.
— Старые добрые «Терренс и Голдмен». Думаю, твои боссы скучают без меня, — сказал я.
Мне пришлось выслушать еще несколько китайских проклятий.
— А твой друг умеет драться? — Майя попыталась в последний раз меня уговорить.
Я рассмеялся.
— Ты имеешь в виду Ральфа? Ральф изворотливый сукин сын, который дерется так же честно, как загнанная в угол ласка.
— Отлично. Ты возьмешь его в напарники?
— У Ральфа собственные деловые интересы. Он не любит привлекать к себе внимание.
— Я не хочу, чтобы ты занимался этим делом в одиночку, Трес.
— Майя, я больше не живу на другой стороне Бэй-бридж. [46]
— А если я приеду к тебе? — после некоторых колебаний спросила она.
Я промолчал в ответ и наконец спросил:
— Мы ведь договорились расстаться тихо и мирно? И ты согласилась с моим решением.
Майя обдумала мои слова.
— Я когда-нибудь тебе лгала, Трес?
— Только в тех случаях, когда хотела что-то получить.
Она не стала возражать. Я смотрел в потолок.
— Со мной все будет в порядке. Кроме того, это мой родной город. Меня здесь никто не тронет.
— Ты истинный придурок, Наварр.
— Я не в первый раз это слышу.
Однако Майя уже повесила трубку. Я взял старый номер «Техас мансли» с Энн Ричардс на обложке и потряс им. Энн нажала на газ своего белого мотоцикла и выронила листочки, которые я украл из досье Драпиевски.
Их было около дюжины — скопированные лица мужчин, оказавшихся под подозрением ФБР, — преступники, находившиеся на свободе в момент убийства моего отца. Часть из них посадил за решетку он, другие могли знать Рэндалла Холкомба, возможно, укравшего «Понтиак», на котором приехал убийца. Все эти люди смотрели на меня и молчали.
Наконец, я вырвал последний листок из записной книжки Лилиан, еще раз его изучил, и мое внимание вновь привлекла третья строчка — стертый номер и адрес в Доминионе. [47]
Я выбрал свою лучшую одежду — воскресную футболку для визитов и относительно целые джинсы — и отправился в особняк Шеффов.
Доминион — это место, куда мечтают попасть простые техасские миллионеры после смерти. Там живет Джордж Стрейт и куча других конгрессменов, несколько типов вроде Говарда Хьюза, а также те, кто готов платить шестизначные или семизначные гонорары архитекторам, строящим особняки на просторах бывших овечьих ранчо. Очевидно, паршивую овцу здесь не отыщешь.
Тридцать минут езды на обычной машине и сорок на «Фольксвагене», вступившем в неравную схватку с горячим северным ветром. Когда я выехал на Петлю 1604, [48] моим глазам предстали огромные пространства открытой земли, и я увидел, что приближается гроза. Со стороны Балконного Откоса идеальным строем наступали сине-черные тучи, луга приобрели темно-зеленый оттенок, белые ветви молний расцветали над горизонтом и тут же исчезали. Я поступил как любой здравомыслящий человек на моем месте — надел темные очки.
Подъехав к воротам, ведущим на территорию комплекса, я остановился, вышел из машины и поднял откидной верх. Он был в таком состоянии, что едва ли помешал бы дождю попасть внутрь, но я рассчитывал минимизировать последствия. Поднимать верх здесь — немыслимый поступок для обитателя Доминиона. Нет, это нельзя назвать хамством, просто никто даже помыслить не может, что рядом с ними живет еще кто-то, имеющий хоть какое-то значение. Два «Кадиллака» остановились за мной, сидевшие в них люди спокойно ждали. Никто не сигналил. Охранник у входа колебался — не знал, как поступить, обругать меня или помочь. Я мог быть переодетым богачом. Или приятелем Джорджа. Кроме того, я надел Рэй-Бан [49] в грозу.